— Да, через два дня, — пояснил отец. — Герда, посиди с мамой и Йоном, нам надо поговорить. Я вышла из комнаты, но встала у двери, чтобы слышать их разговор. Я знаю, что подслушивать — не хорошо. Но еще хуже было бы оставить отца с этими людьми наедине.
— Что с домом и машиной?
— А что с ними не так? — он искренне удивился их вопросу.
— Кому они достанутся?
— Дом принадлежит Хельге, машина уйдет Герде. Больше у меня ничего нет, да и не нужно.
— А мы?
— Что вы?
— Арне, давай серьезно, — сказал брат, — мы уже не маленькие, как твоя дочка. Решим вопрос наследства и хорошо. С чего ты решил оставить весь дом им? Мы уже говорили тебе, что эти люди ужасны.
— Это моя дочь и моя жена, — отец сложил руки на груди и стал очень холоден. — Я думал, вы приедете проститься со мной, а не делить мое наследство.
— Миллионы умирают каждый день, а вопрос с землей открыт всегда, — засмеялся парень. — Я думал, ты должен быть серьезеным. Раньше ты не был таким.
— Вот если бы, — начала сестра, — ты остался с…
— Заткнись, — холодно отозвался отец. — А теперь уходите из моего дома. Все трое. Я надеялся, что эта беседа будет другой. Очень жаль, что вы ехали издалека лишь для того, чтобы услышать эти слова.
Они, как ужаленные, вскочили и напряглись. Делать было нечего. Все они, наряженные так, словно ехали на свадьбу, не могли поверить в то, что отец не собирается делиться ничем с любимыми племянниками, которые привыкли к тому, что до встречи с моей матерью тот всегда во всем им помогал.
— Сложно, наверное, воспитывать, неродную дочь, — в этот момент в комнату вошла мать и услышала эти слова. Она пришла в бешенство.
Ее ругань пошла на двух языках. Я еле сдержала ее, чтобы она не врезала кому-то из них.
— Как так можно? — крикнула она.
Троица захлопнула за собой дверь.
— Они еще до этого проели мне все мозги! — мать вырвалась, подбегая к двери. Я схватила ее и пыталась удержать.
— Мама, мама, прошу, ты ничего не изменишь своими криками. Это лишь эмоции.
Нервы Хельги были расшатаны.
— Как же это не родного ребенка? Да ты у нас самый родной и дорогой человечек, — мать паниковала. Я отвела ее в комнату, где сидел отец. Он молча встал и хотел было уйти.
— Пап, ты же знал, что так будет. Зачем пригласил их?
Отец повернулся. И я увидела, что он плачет.
— Знаешь, — прошептал он, — я всю жизнь жил с моими братьями. Меня учила моя мать, что нужно обязательно поддерживать с ними хорошие отношения, потому что мои братья — это родная кровь. Их дети — тоже моя кровь. Никого нет роднее, чем человек одной с тобой крови. Разве, может быть иначе?
Он повернулся и пошел на кухню. Далее они молча оделись с Йоном и пошли на улицу. Мать осталась со мной. Она говорила по-немецки, поэтому я мало что понимала из ее слов. Но вся эта ситуация добила ее.
До самой ночи мы почти, что не общались. И когда стало темнеть, то начался сильный дождь. Отец, вроде, после прогулки с внуком, немного отошел. Попытался заговорить с матерью и как-то наладить отношения.
Голова сильно болела после пережитого за этот день. Мы с Йоном готовились ко сну, как вдруг услышали голоса внизу. Говорили отец, мать и…
— Папа! Папа приехал! — Йон выскочил из постели и побежал вниз. Я не могла поверить, но когда услышала нотки знакомого голоса, то сердце бешено заколотилось. Я выглянула в окно и увидела, как под дождем с включенными фарами стоит массивный синий «форд». Эту машину я не могла спутать ни с одной.
Бросив все дела, я стремглав помчалась вниз. Там, у двери, стояла мать и Йон. Они выглядывали на улицу и ругались на дождь. Я подошла к ним, протирая слезившиеся от усталости глаза. Мимо меня медленно прошел отец и мой муж. Они занесли в дом сначала одну огромную коробку, а потом отправились за другой. Я посмотрела на эту большую, тонкую коробку и разглядела знакомый бренд. Несложно было догадаться, что следом они занесли пару колонок и дополнительную аппаратуру.
— Как-то неловко вышло, не успел поздороваться, — Кай, стоя у входа, со стекающими с пепельных кудрей волосами, в черном промокшем пальто, протянул руку моему отцу. Тот оценил, насколько парень выше него, потом посмотрел на него оценивающе с ног до головы и только после этого широко улыбнулся, пожимая руку в ответ. — Guten Abend, Frau Helga, — произнес муж, наклоняясь и целуя матери руку. — Здравствуй, мелкий, — он растрепал волосы сына. — Привет, — произнес он, глядя на меня и смущенно улыбаясь.
— Какими судьбами? Раздевайся, разувайся, проходи, тебе надо высушиться, — мать молчала, а вот отец во всю зазывал Кая в дом. Я еще долго не могла поверить в то, что мой муж находится прямо здесь, в доме моих родителей.
— Ой, надо же что-то испечь! Гости, а у нас ничего нет к столу! — мать поспешила на кухню. Эта ее фраза означала лишь то, что за час колдовства у плиты из «нет ничего» станет «стол полный еды».
Йон и отец пошли за ней, оставив нас наедине. Я помогла Каю снять пальто и повесила его на гвоздь. Как только я обернулась, он обхватил меня и прижал к себе, жадно целуя в губы.
— Я рад, что ты в полном порядке, — улыбнулся он, отрываясь от меня и шепча это очень низким голосом. Кажется, у меня подкосились колени и если бы не его хватка, то я бы уже давно свалилась от переизбытка эмоций и смущений. Но коробки, которые он хотел загородить собой, все равно бросались в глаза.
— Стой-стой, — я отодвинула его. — Что это такое?
— Тот самый домашний кинотеатр, который ты хотела купить отцу, — искренне ответил Кай. — А что?
— Но я же не набрала нужную сумму! Да и карточка с деньгами у меня. Откуда?!
Хотя, ответ был очевиден.
— Кредит? Рассрочка? — я молила всех, кого можно, чтобы он подтвердил именно это.
— Помнишь того господина с показа, который хотел купить права на некоторые мои работы?
О, нет, только не…
— После твоего вчерашнего звонка я продал эскизы для летнего показа.
Я была в шоке:
— Это же то, что у тебя и так с трудом вышло нарисовать! Как ты мог запросто продать свою работу? Это же твой труд!
— Ту другую работу для модного дома я закончил еще сегодня утром. И я сначала хотел, чтобы курьер привез заказ тебе домой. Но потом понял после последнего звонка, что не могу оставить тебя одну.
— Но это твоя работа. Ты после развода и так не мог долгое время рисовать, а тут хоть какой-то прогресс. Кай!
Но он нахмурил брови и сказал:
— Работа останется работой. Работу можно найти всегда, а тебя — нет. Это всего лишь мелочь, понимаешь? — его холодные пальцы коснулись моих щек. — Если твой отец будет счастлив, то будешь счастлива и ты. Тебе нужен весь мир, чтобы улыбаться, а мне для счастья нужна лишь твоя улыбка.
— Хорошо, давайте для начала с вами познакомимся, — сказала я, смотря на этих двоих. Кудрявый парень, который сильно зарос, скрестил руки на груди и, закинув ногу на ногу, максимально закрылся от всего мира. Даже от меня. А вот красивая брюнетка в привлекательном бирюзовом платье, поставив сумочку на мой стол, ничуть не боялась говорить.
— Меня зовут Ева, — сказала она, поправляя длинные аккуратно уложенные волосы назад. На ее лице был яркий макияж. Она расплылась в широкой улыбке, и на фоне темно-фиолетовой помады ее зубы выглядели белее снега. Я улыбнулась и записала ее имя себе в блокнот.
Парень не спешил говорить, хотя понимал, что говорить как раз придется.
— Кай, — холодно отозвался он. Наши глаза на секунду встретились, а потом разошлись, как в море корабли. Он разомкнул руки и уже держал их у себя на коленях.
— А я ваш медиатор. И меня зовут Герда, — после этих слов парень ожил, и я на секунду увидела, как после моего имени он легонько улыбнулся.