Мы с Каем, замотавшись по самый нос шарфами, чтобы не наглотаться пыли, перебирали старые вещи на чердаке. Он находил какие-то игрушки и смеялся, почему девочке нравилось играть в одни машинки, а не в куклы.
Так мы нашли маленький синий кабриолет, который отец принес, когда мне было шесть. Эта машина имела светящиеся фары, дверцы, которые открывались, и крохотный детализированный руль, который при желании можно было бы крутить.
— Ничего себе, — протянул Кай, — это выглядит очень круто.
— Думаешь, Йону можно подарить это?
Муж пожал плечами, перетаскивая коробки:
— Не знаю, он любит только книжки. Странно, что его совсем не радуют игрушки.
— Наверное, потому что их очень много и почти все они от Евы, — предположила я. — Ты помнишь свои игрушки?
Кай замер, поставил на пол коробку, распрямился, протянул руку вверх и коснулся ею потолка. Он, по видимости, задумался.
— Кажется, я смутно помню, во что играл в детстве. Но из-за отца армия солдатиков была у меня в коллекции точно. А еще радиоуправляемые машинки и вертолеты.
— Ого, — надулась я, — а для меня такая машинка была слишком дорогой роскошью.
— Если хочешь, когда вернемся в город, купим тебе такую. Будешь катать ее по квартире.
Мы рассмеялись, продолжив уборку.
— А с кем останется Черешня? Йон очень привязался к ней, — Кай раскрыл коробку с вещами.
— Думаю, здесь. Отец и мать хорошо ухаживают за собакой. Тем более, они сами привязаны к ней не меньше Йона. Думаю, отбирать у них собаку будет довольно жестоко.
Кай сел на пол, доставая из коробки стеклянные елочные игрушки. Он внимательно рассматривал шарики и свое отражение в них.
— Я очень хочу встретить Рождество у твоих родителей, потому что лично хочу нарядить елку. Мы с родителями этого никогда не делали, потому что они говорили о том, что Бога нет и такой праздник, как Рождество — маркетинговый ход, — Кай поднял игрушку вверх, что-то представляя себе.
— Отчасти они были правы, — сказала я. — Но Рождество наполнено волшебными нотками. Оно дает веру в чудеса. И когда празднуют Рождество, то обязательно вспоминают о детстве.
Муж мечтательно посмотрел на меня:
— Теперь я поскорее буду ждать зиму, чтобы отпраздновать так, как это делали вы. Сколько воспоминаний у тебя в сердце?
Воспоминаний было много. И они всегда были о рождественской елке, о ярких огоньках, о том, как мама старательно украшала наш дом. Даже о том, что однажды я прогуляла школу, чтобы нарисовать что-то праздничное на окнах. В воспоминаниях о зиме было зарыто мое сердце. И каждый раз, когда я откапывала его из снега, оно начинало биться, вспоминая наш каждый праздник, будь то Рождество или Новый год. Я хотела вернуться в каждый из них, пережить еще раз и…
— Иногда родители ссорились. Но я редко попадала на их конфликты. Мне казалось, что мир куда проще и понятнее, чем есть на самом деле. Я видела, что белое — это белое, а черное — это черное. Я не могла представить, что и в семейной жизни случаются разногласия.
В коробке с детскими книгами я нашла большую деревянную шкатулку с узорами из тонкой проволоки. Я открыла ее, смотря на приятную бархатную ткань лилового цвета, на черные стенки и какие-то бумаги, лежащие в ней. Эту шкатулку я любила брать у матери больше всего, потому что там лежали ее украшения и медаль отца за хорошую службу. Но сейчас в ней лежали письма и фотографии. Я села рядом с мужем, перебирая бумаги.
— Что это? — поинтересовался он.
Я развернула первую бумагу и прочла вслух:
— Свидетельство о разводе? — мое сердце забилось, как ненормальное. — Может, шутка?
Кай свел брови, взяв у меня документ. Он рассмотрел его и вынес не утешающий вердикт:
— Оно похоже на такое же, какое лежит у меня. Думаю, оно настоящее.
Пугало то, что в этом свидетельстве были указаны имена моих родителей. Год, написанный в нем, был годом поступления в старшую школу. Как раз в это время их отношения стали еще хуже, а отец уехал на очередную вахту.
А что, если он уезжал далеко не на вахту…
Нет! Такого не может быть! Они не могли разыгрывать передо мной спектакль из счастливой семьи!
Я быстро принялась листать письма. Оттуда выпали старые фотографии. На них был отец в форме, не похожей на форму капитана. Там он был еще молод. Он обнимался с какими-то парнями в похожей одежде. На одной из фотографий он стоял рядом с человеком, который был в его капитанской форме.
— Это ваша родственница? — поинтересовался Кай, поднимая портретную фотографию темноволосой молодой девушки. Он повернул ее и прочел надпись сзади: — «На долгую память любимому Арне».
На фото была явно не мать, а какая-то незнакомая женщина. Меня учили, что в чужие письма лезть совершенно неправильно. Но я переступила через свое воспитание и развернула их.
— Это письма отца. Я помнила, что он писал как-то матери, будучи на вахте. Сначала она радовалась каждому письму, а потом…
А потом в этих письмах отец своим почерком говорил о том, что встретил женщину, которой увлекся, спрашивал, что делать в этой ситуации и с кем останется Герда.
Я еле сдерживала себя.
— Давай не будем, — Кай сжал мою руку. Он понимал, что сейчас поднимется тайфун. — Поговорим обо всем вечером с твоей матерью. Только не сейчас, Герда!
Его слова пролетели мимо меня. Я жадно читала все письма, в которых отец сначала строго, а потом на удивление нежно говорил с матерью.
— Это все не правда, — я попыталась прийти в себя и проснуться в своей комнате. Но ничего не происходило. Гадкий сон не отпускал меня.
Нет! Нет! Это не со мной!
Я вскочила, хватая шкатулку и выбегая из комнаты. Стремглав ворвалась в гостиную и потребовала объяснений.
— Ты врал мне! — на глаза навернулись слезы. Мать испуганно забежала в гостиную, ничего не понимая. Но как только они увидели в моих руках шкатулку и письма, им стало все ясно. Отец выключил телевизор и встал. Он был в бежевом свитере и свой серой шапке.
— Ты не был капитаном. Какого чёрта ты сплел мне эти сказки? Да знаешь, что я пережила за эти три дня, думая, что ты действительно умрешь?! Знаешь?!
Я сносила своими словами все.
— Сядь! — крикнула я, когда он попытался подойти ко мне. Я видела испуг на его лице. — Это правда?
Кай спустился, заглядывая к нам. Йон, перепуганный криками, тоже вышел с кухни.
— Отвечай! — я швырнула отцу в лицо письма и фотографии. Каждая строчка въелась в мое воспоминание. Весь мир, который он бережно строил в моей голове, медленно рушился. Небо потемнело, воспоминания горели, а великий храм, в котором я поклонялась отцу, взлетел на воздух.
— Я хочу спросить у тебя все, что должна была спросить. Всю свою жизнь я интересовалась, каких Богов ты видел, но ты плел сказки о них настолько красиво, что я не могла заметить истинного.
— Герда. Я все объясню, успокойся, — пробормотал он. — Дайте нам поговорить.
Троица посмотрела на нас подозрительно и как-то напугано.
— Дайте поговорить, умоляю, — повторил отец. После этих слов дверь в комнате закрыли.
— Скажи мне, как так?
Он сел на диван, сложил руки на груди и тихо произнес:
— Я никогда не был капитаном корабля, а все эти истории взял из книжек, которые читал там, на севере. Ты была маленькой. Кажется, пошла во второй класс. Ты говорила, что все родители твоих одноклассников такие замечательные. И тогда мы с матерью достали ту фотографию, где я в чужой форме капитана, и решили немного приукрасить действительность. Ты росла и верила, что твой отец герой. Ты восхищалась мной, верно?
Я кивнула.
— Вот видишь, все просто. Скажи я тебе, что все, что я делал — это искал себя, охранял корабли и полжизни проработал тем же охранником складов на вахте — гордилась ли ты мной? Не отвечай, я вижу по твоей реакции, что нет. Родители всегда хотят быть в глазах ребенка Богами, но я… я простой охранник. Даже не матрос.