— Все истории, — у меня снова навернулись слезы на глазах, — о великих приключениях, которые ты рассказывал мне — это выдумка?
Арне лишь кивнул.
— Видишь, я, как и ты, гнался всю жизнь за паровозом, но так и не догнал его. Все мы хотим быть великими, а малым довольствоваться никто не хочет, поэтому…
— Молчи, — прошептала я. — Все эти сказки о Богах! Я в детстве мечтала поскорее вырасти и увидеть то, что видишь ты.
— Нет, Боги и правда есть. Присмотрись и ты увидишь Богов в морях и полях, в лесах и облаках, в сердцах людей и в их глазах. Даже вон на крохотной веточке того цветка сидит Бог. То, что ты не видишь их…
— Молчи, — повторила я. — Почему нельзя все было говорить прямо? Вечно какие-то загадки, присказки, выдумки. Ответь мне еще на один вопрос, который терзает меня с самого детства.
— Задавай.
Я достала то свидетельство, дрожащей рукой протягивая его отцу:
— Что это?
Арне не взял его, потому что знал, о чем речь.
— Это? Это то, что мы решили сделать вместе с твоей матерью.
— Вы изображали совестливую семью ради того, чтобы не обидеть меня? — я откровенно ревела.
Арне глубоко вдохнул и выдохнул:
— Я увлекся одной женщиной, когда работал на вахте. И увлекся довольно сильно. Знаешь, как это бывает, когда ты видишь нового человека и понимаешь, что он — то самое, что ты искал. Прожив какое-то время со старым, ты знаешь все его недостатки. А в новом ты не видишь ничего плохого, потому что совершенно его не знаешь. Этот человек кажется тебе удивительным и определено твоим. Хорошо, что вы с Каем делитесь всем, что у вас есть. А я, не обжигаясь ни разу в любви, подумал, что это нормально, влюбиться в кого-то вот так.
— Ты хотел оставить меня.
— К слову, с той женщиной у нас не было ничего серьезного. Я проявлял к ней симпатию, испытывал страсть, но лечь в одну постель не мог. Я запутался в себе и собственных мыслях. Братья поддержали мой выбор и говорили, что уйти из семьи — будет правильным решением. Только сейчас я осознаю, что они говорили это чисто из-за корыстных побуждений.
Арне сел и продолжил уже так:
— А потом, когда я понял, что я — дурак, и что любовь заключается далеко не в страсти, а в преданности, искренности и понимании, то было, кажется, поздно. Так много лет я просил у твоей матери прощения.
— Вот почему вы не спали вместе, — вспомнила я. — Вот что означали ваши ссоры… Но вы никогда мне ничего не говорили!
Отец улыбнулся:
— Мы очень сильно любили тебя. Можно ошибиться с выбором партнера, но нельзя ошибиться с выбором собственного ребенка. Потому что детей не выбирают, — Арне помолчал. Я была зла на него, я ревела из-за боли, которую он причинил матери. — Как можно простить такое, да? В тот день, когда я вернулся в дом, Хельга разрешила жить мне здесь только ради тебя. Она не хотела, чтобы из-за ее боли страдала и ты. В твоих глазах я был хорошим отцом, славным моряком и прекрасным другом. Я многому учил тебя, а ты, что удивительно, учила и меня тоже.
— Но это вранье. Как можно простить это? — слезы не останавливались.
— Никак нельзя. Твоя мать сказала, что мы обязательно разведемся, когда ты станешь взрослой. Не скажем тебе правду, а просто разойдемся, как в море корабли, чтобы никому не доставать хлопот. У меня было так мало времени, чтобы выпросить у нее прощение. И не знаю, простила ли она меня или все еще злится. Но я правда очень сильно виноват перед ней и перед тобой, — Арне встал, подошел ко мне и взял мои руки в свои. Я хотела вырваться, но он неожиданно встал на колени и коснулся обветренными губами моих пальцев. — Я прошу, чтобы ты не простила меня, но приняла это, как есть. Я здесь не потому, что мне комфортно, а потому что я люблю вас. И до самого последнего часа я буду расплачиваться за свою ошибку. Мне стыдно за все, что я сказал и сделал тогда.
Я попыталась вырваться, но он уткнулся лбом в мои руки:
— Я хотел быть героем и Богом в твоих глазах, но, прости, что оказался простым человеком со своими грехами.
— Нет, пусти, я… Я хочу уехать, — мне удалось высвободить руки.
— Прошу, когда я умру, не оставляй мать.
— Довольно!
Я вылетела из гостиной. Мать и Кай подбежали ко мне. Но меня было невозможно остановить.
— Собираем вещи, мы поедем завтра утром домой.
— А как же твой отец, Герда? — Кай попытался поймать мою руку, но я вырвалась.
— Мой отец лжец. Ты был прав, Йон, кто-то здесь врал.
Йон округлил глаза и замотал головой:
— Дедушка не врал, я тоже видел Богов.
Эти Боги сидели у меня в печёнках.
— Собираем вещи, завтра поедем домой.
В доме ничего не изменилось. На улице поднялся сильный ветер, полил дождь. Весна оказалась ненормальной. Пока я шла в комнату, я представила, что пришлось пережить матери, когда она узнала это. Представила, чего стоило ей простить отца и снова лечь с ним в одну постель. Теперь все ее тревоги по поводу меня стали объяснимы. Мне стало страшно и жаль ее.
Я подумала, что этому человеку я хотела отдать половину своей жизни и вступиться в битву со смертью. Вдруг черное стало белым, а белое — черным. Все перемешалось.
Так глупо. Так наивно.
Арне сидел в шапке и свитере, потому что в последнее время стал замерзать.
Вещи полетели в мой чемодан. До самого вечера я не произнесла ни слова. Кай не стал вмешиваться, понимая, что в этой ситуации лучше принять все, как есть. Он пытался говорить о том, что самое главное — принять ошибку и раскаяться. Сказал, что все мы не идеальны. Но у меня в голове стучало только одно: отец врал мне.
Весь этот день он провел в полном здравии. Я осознала, что даже элементарная вещь, как Боги и смерть — была очередной мерзкой ложью.
Мой отец был моим всем. Даже мое первое слово было «папа». Он стал моей душой. Моими мыслями. Моим сердцем.
Вечером мать зашла в мою комнату.
— Отец лежит на диване, — сказала она. — Йон и Кай, кажется, смотрят с ним сказки.
— Я рада, — пробормотала я, откинувшись на кровать. — Объясни, как так можно? Насколько прочным должен быть твой бронежилет, чтобы вытерпеть такое?
Теперь слова матери об изменах приобрели глубинный смысл.
— Потому что мы всегда ищем хороших людей, но никто из нас не застрахован от ошибки. Ты спросила тогда, жалею ли я, что сошлась с отцом. Я отвечу тебе на этот вопрос.
Я повернула голову и посмотрела на мать, которая села на край моей кровати:
— Не жалею, потому что у нас появилась ты. Однажды я вела себя, как и ты сейчас, когда узнала о его поступке. Мне было стыдно, что я бросила карьеру и выбрала семью. Но знаешь, наверное, я — большая дура, раз радуюсь тому, что у меня есть не деньги и положение в обществе, а маленькая Герда.
Я закрыла лицо руками, пытаясь сдержаться.
— У каждого в этом мире свое счастье. И, может, ты будешь радоваться большому дому, а может будешь наслаждаться маленьким пространством. Уметь видеть большое в маленьком и огромное в большом — истинное счастье. Оно похоже на то, словно ты видишь Богов.
И мать просияла. В тусклом свете лампы я увидела женщину в годах, которая искренне радовалась тому, что я была какая-то незначительная. Женщину, которая простила и приняла все на себя.
— Твоему отцу предложили стать моряком. И он бы ушел в большое плавание, забыв о тебе и обо мне. Но он переступил через это и выбрал тебя.
— Но почему? — я села на кровати, вытирая слезы. — Почему обязательно надо жертвовать чем-то великим ради чего-то маленького? Неужели в этом и есть счастье?