Я выглянула в окно и увидела, как тучи немного растаяли, демонстрируя месяц.
— Он уже ушел?
— Да, но я попросил его постоять подольше, чтобы ты его заметила.
Йон говорил это искренне. Мальчик не был обучен вранью и саму ложь воспринимал как что-то противоестественное и совсем аморальное. Но сейчас я не понимала, что происходит. Было ли это его фантазией или он решил так подыграть деду.
На улице залаяла Черешня.
Йон подскочил с кровати и выглянул в окно, пытаясь открыть его.
— Отец сказал, что в этом месте черешня не приживется. А когда я была у бабушки, то поедала эту прелесть ведрами. Мне понравилось лето у бабушки не только из-за ягоды, а из-за самой бабушки. Поэтому мне хотелось с черешней связать все свои лучшие воспоминания.
Йон повернулся и внимательно посмотрел на меня:
— Поэтому эту собаку так зовут?
— Она забрела к нам случайно еще маленьким щенком. Отцу стало ее жаль, а мать была не против того, чтобы у меня появился тот, о ком я могу заботиться.
Йон снова выглянул в окно. Собака увидела его и залаяла. Мальчик почесал светлую макушку и пробубнил:
— Не хочу спать. Пошли к Черешне и к морю.
— Нет, я сейчас попытаюсь дозвониться до твоего отца и сообщить, что ты уже пошел спать.
Йон задернул штору, вернулся в кровать, сложил руки на груди и продолжил в том же тоне:
— Дедушка сказал, что связь лучше ловит на улице. Ничего не случится, если мы выйдем на пару минуточек.
— Нет, Йон, ты должен ложиться спать, — я попыталась изобразить из себя хорошего родителя.
— Пару минут и я точно лягу. Тем более, ты сама хочешь погулять.
Йон был прав. Кай воспитал его так, что мальчик требовал от тебя то, что делал и ты. Посему отговорка вроде «тебе нельзя, потому что ты ребенок, а мне можно, потому что я взрослый» совершенно не работала. Если мы сидели до глубокой ночи и Йон хотел сидеть с нами, то он это и делал.
— Только не разбуди родителей, их комната находится внизу, — я приложила палец к губам. Йон подпрыгнул от восторга и принялся быстро одеваться.
Мы аккуратно пробрались к гардеробу, беря наши куртки. Свет включать было запрещено, иначе эти десять лампочек в прихожей точно бы разбудили родителей, которые давно уснули, не закрыв дверь в свою спальню.
Меня порадовало, что с недавнего времени они снова начали спать вместе. Я помню, что в какой-то момент, вернувшись с вахты, отец и мать перестали ложиться в одну постель. Отца из-за новой работы не было дома несколько месяцев. Зато были деньги, которые мы могли тратить на что угодно. Но эти деньги почему-то совсем не радовали мою мать. Она много тосковала, иногда срывалась. А потом стала спать со мной, говоря, что одной ей очень страшно. Когда же отец вернулся и резко уволился с работы, то они все равно спали раздельно. Мама говорила, что папа заболел и эту болезнь можно подхватить от него, если долго находиться с ним очень близко. Например, если спать в одной комнате.
Сейчас я понимаю, что это была бредовая отговорка и истинная причина осталась нераскрытой в их комнате по сегодняшний день.
— Ты идешь? — Йон дернул за рукав. Я быстро замотала головой, стараясь вернуться из воспоминаний.
— Идем, — я медленно открыла дверной замок, выпуская мальчика. Он тут же ринулся к дворняге, а та побежала навстречу ему. Черешня была старой, слепой на один глаз, с местами седой шерстью, и совершенно не породистой собакой.
Но важно ли все это для того, кто провел с тобой большую часть твоего детства?
Меня охватил ветер. Его тонкая рука прошлась по талии, задела скулы, погладила волосы. Он нежно прижал меня и поцеловал словно в первый раз.
Море бушевало, а туч на небе почти не было. Это самое небо было усеяно крохотными звездочками. Оно было похоже на огромное полотно, накрывшее нас, маленьких людишек.
Я нащупала в кармане телефон, разблокировала его и очень обрадовалась, когда увидела целых три полоски связи. Тут же появились пропущенные звонки и смс от Кая. Вдали кричал Йон и лаяла Черешня. Они носились по берегу, бегая друг за другом.
— Да? — сказал он. Я улыбнулась, когда услышала родной голос в трубке.
— Мы приехали. Прости, что сразу не позвонили, были проблемы со связью.
— Все хорошо. Как ты и Йон? Он сейчас спит?
— Нет. Мы у моря. Он играет с собакой.
— У тебя есть собака? — он спрашивал, и я чувствовала, как таю от его нежного и заботливого голоса. Я захотела коснуться его рук и лица прямо здесь и сейчас.
— У родителей. Но когда-то была у меня. Я разве не говорила?
— Я так много не знаю о тебе. Это чудесно, узнавать такие мелочи, — он хихикнул и я повторила это за ним. — Вы долго будете там? Мне нужно приехать?
— Прекрати, — отмахнулась я, — мы справимся. Отец постарел, но умирать не собирается. Это был лишь трюк. Как я и говорила.
— Я бы очень хотел с ним увидеться, — его голос стал напряженее. Таким он был, когда Кай пытался рисовать и одновременно разговаривать о чем-то важном.
— У тебя будет много времени, не торопись, — мы одновременно вздохнули. — Скоро заведу непослушное дитя спать, не волнуйся.
— Хорошо, ты тоже поспи.
— Ладно, пока, — я сжала губы, а потом, преодолев какой-то страх внутри, выпалила: — Я люблю тебя.
Кай засмеялся:
— Спокойной ночи.
Внутри немного похолодело. И это был не ветер. Я хотела было сбросить, но он сказал:
— Герда!
— Да?
— Я хочу обнять тебя. Вот прямо сейчас, — а потом он замолчал на пару секунд. — Или поцеловать. Я, правда, очень скучаю, — последнее и вовсе прошептал.
Страх растаял вместе с последней тучкой на небе.
— Я скучаю больше! — выкрутилась я, пытаясь отвлечься от смущения.
— Как скажешь, — он снова рассмеялся и положил трубку.
Когда я подняла глаза на море, то увидела, как у берега стоят три фигуры: Черешня, Йон и отец.
Я подошла к ним. Они все трое внимательно смотрели вдаль, словно пытались что-то увидеть.
— Вы ищете в небе Бога? — пошутила я.
— Нет, ни один Бог не появляется на горизонте. Тут недавно был Бог ветра, но он не стал задерживаться, впрочем, как обычно, — отец посмотрел на меня. Я взяла его под руку, а ладошку Йона взяла в свою руку, и так мы пошли вдоль берега, смотря на небо вдали нас.
Я хотела очень много спросить у отца. Мы с ним были безумно похожи, поэтому я боялась, что из-за схожести характера я повторю какие-то ошибки. Но мать говорила то, что иногда успокаивало меня:
— Ты — не он.
— В него было так много вложено. Все мои мечты и силы, — начал отец, указывая на наш огромный двухэтажный дом. — Но еще больше мы с матерью вложили в тебя. Все наши силы. Часто мы жертвовали чем-то ради тебя. Мне кажется, что очень важно уметь пожертвовать чем-то ради своего ребенка.
— Мне тоже придется жертвовать?
— Ты жертвуешь чем-то не задумываясь. Просто понимаешь, что если вложишь это в свое дитя, то оно обязательно станет великим и лучшим. Наверное, я многим жертвовал, чтобы ты стала тем, кем ты есть. Возможно, я был рожден на этот свет, чтобы вложить хоть крохотное зернышко в будущего специалиста своего дела.
Смех вырвался непроизвольно:
— Я делаю не великое дело.
— Ты же вроде медитируешь, а это полезно, да?
Мы с ним рассмеялись еще громче:
— Медиация, папа! Ме-ди-а-ци-я! Это когда ты пытаешься примерить две стороны и не довести дело до суда, а не медитируешь, сидя на коврике и ища гармонию с космосом!
— Какая разница, я все равно тобой горжусь. Сначала я думал, что ты обязана стать юристом. Я хотел сделать из тебя того, кого хотелось сделать мне. А потом я понял, что ты — человек, а не дом, и строить тебя надо совершенно иначе.