Ведь если мы оба будем здесь, надеяться, что он не дотронется до меня, а я до него - то же самое, что на пороховой бочке засыпать.
Губы до сих пор щипит. И пальцы покалывает, я ощущаю его близость, смотрю на его сильные руки, сложенные на кровати в сантиметре от меня, надо лишь двинуться, ему или мне, и ударит током, мы оба под напряжением.
Я на краю держусь.
Не распробовала еще то, что люди называют страстью, каплю ее получила, и она, как яд, я отравлена, мне нужна еще доза.
- Что принес? - не дождавшись ответа, глазами показываю на тумбочку.
- Бурбон.
- Папа его пьет. А я ни разу. Даже сегодня в баре.
- И не надо.
- Надо.
Он тихо усмехается, в темноте его улыбка непривычно интимная, и я прижимаю руку к сердцу, у простой улыбки - и столько граней, оттенков, она отражает то, что случилось между нами, не дает думать, что это был сон.
Он поднимается. Крутит крышку, звякает стакан, в него булькает порция успокоительного, которую он залпом опрокидывает в себя.
Лежу не шевелюсь, запоминаю его образ в этой темноте, возле кровати по центру гостиничного номера.
- Ты пойдешь в душ? - он поддергивает рукава, выше обнажая загорелую кожу, контрастную белой ткани рубашки. - А я закажу чай.
- Я не хочу чай.
Не хочу, чтобы меня из этого тягучего состояния что-то выдернуло, кажусь себе трезвой впервые в жизни, ведь минус на минус дает плюс, его пьянящие объятия уже давно привели меня в чувство.
- Аня, - он снова плещет из бутылки бурбон. Его голос чужой, с новыми нотами, он пьет, трет руками лицо.
И я вижу, он жалеет, что коснулся меня, поцеловал, сказал на колени встать, не сдержался, он боится, что для меня это не проходная ночь, что я до смерти влюблена.
И он прав.
Глава 5
ОН
Выхожу из номера и прикрываю дверь.
Бурбон не помогает, не расслабляет, я последняя скотина, в одном помещении с ней находиться не могу.
У нее до сих пор взгляд плавает, она утром хоть что-то будет помнить? И как на меня посмотрит, когда в себя придет?
Я лишь забрать ее хотел, чтобы не вляпалась никуда. Подруга, ночной клуб и парни, сценарий банален и стар, как мир.
Я спас ее. И бедствием для нее стал сам.
В ресторане заказываю крепкий чай. Барабаню пальцами по стойке, смотрю на часы. Она выпьет чай, уснет, я уеду и...
Что дальше.
Чертово слово "завтра" сверлит мозг. Бросаю взгляд за окно, там темно, еще несколько часов до рассвета.
И если провести это время с ней, не уезжать. Несколько часов - у меня же целая вечность в запасе, гораздо больше, чем было, душная синяя ночь, и в воздухе что-то вязкое, плетется, путает, тянет туда, к ней. Ведь так говорится, кто сильно страдает, тому завидует дьявол, и выдворяет его - на небо.
Пальцами давлю переносицу.
Я не хочу уезжать. Разобьюсь по дороге, точно, я знаю, я думать ни о чем, кроме нее не могу, я заболел.
И это смертельно.
Забираю чашку с чаем, разворачиваюсь.
- Вау, как неожиданно. Ты пришел, - на пути вырастает Наташа, как елочная гирлянда светится. Ловит меня за руку, смотрит на ладонь с полустертой надписью, в какой номер я должен был зарулить.
Ведь была же подсказка.
Бывшая коллега, нормальная женщина, взрослая, о которой забыл бы сразу, как кончил.
Но я выбрал другую. Босую, с синяком на коленке, подпевающую радио.
Во времени отматываю, и серая усталось наваливается, черная скука, взворваться готов, смотрю на Наташу и хочу сделать ей больно, за волосы в туалет, заткнуть рот и отыметь, как шлюху, она же напрашивается, а мне нужно лекарство.
Чтобы не возвращаться туда.
Высвобождаю руку и шагаю между столиками.
- Интересно, - ее каблуки стучат рядом. - Я думала, мы вина выпьем, зачем чай?
- Это не тебе, - выхожу из ресторана, двигаю челюстью. - Я не один здесь.
- А с кем?
- Наташа, - останавливаюсь, носом медленно втягиваю воздух. - Потеряйся.
Ее брови в изумлении поднимаются, она открывает рот.
Считаю секунды, равняю дыхание, эта дура что, не видит, не замечает, ей надо пропеллер в задницу и уматывать от меня нахрен, я не в себе, с ума схожу, у меня горячка.
В таком состоянии люди с катушек слетают. Прыгают с крыши, уходят жить в пустыни, познают вкус убийства.
Наташа истерит под ухом.
Не слушаю. Наблюдаю, как Аня за перила держится, по лестнице спускается. Не пошла она в душ, как я ей сказал, она сбегает, двенадцать, золушка, все такое.
Стряхиваю руку, удерживающую мой локоть, шагаю по ступенькам, с чаем наверх, навстречу к ней.