Мой папа рок-звезда
Татьяна Ветрова
1. Лис старший
— На хрен тебе дом в этом захолустье? Не мог найти место поближе к городу и поуютнее? — недовольно произносит Ворон, топая следом за нами.
— Хватит ныть, — усмехнувшись, Матвей делает неудачную попытку заткнуть Ворона, чтобы тот меньше действовал на нервы. — Если бы не Лика, меня бы здесь не было. Тут осталось всего два шага.
— Ага, конечно, Лика.
Усмехнувшись, пинаю камешек, что попадается под ноги и с любопытством поглядываю по сторонам. Небольшой поселок городского типа расположен в семидесяти километрах от города, где прошло наше детство и юность. Кирпичные, ничем не примечательные дома, низкие заборы — все на виду. Покинув городские джунгли, первые два дня я чувствовал себя здесь крайне неуютно. Даже порывался вернуться в город. Но Матвей, как и в большинстве случаев, оказался прав — свежий летний воздух, никакой городской суеты и много зелени вокруг меняют вкусы. Может, и мне здесь домик приобрести, мелькает в мыслях, заставляя вздрогнуть.
Это уже за гранью реальности. Свою городскую квартиру я вряд ли когда-либо покину, да и работу никто не отменял.
Переглянувшись с Каримом, семеним за Матвеем. Я по-прежнему продолжаю молчать и с недоумением озираться по сторонам. Когда моя жизнь канула в лету и я потерял интерес к жизни? Правильно. Гребаных пятнадцать лет назад. Со времен молодости от меня не отвернулись только парни. Матвей и Карим не только смогли вытащить меня из дерьма, в которое я сам себя окунул с головой, но и помогли оклематься. Вот даже сейчас пытаются вытащить из очередной депрессии, в которую я погружаюсь каждый год.
— Ну, как тебе здесь?
Пожимая плечами на вопрос Матвея, молча следую дальше. Совершенно не хочется поддерживать бессмысленную болтовню друзей. Наверное, в этой гребаной жизни я просто заебался. Меня давно тошнит от однообразия и хочется перемен. Самое страшное, что с каждым новым днем мне все больше хочется взять в руки гитару и вспомнить, каково это быть на пике славы. Мне недостаточно тех эмоций, которые я получаю от написания музыки для кого-то.
Я хочу пропустить каждую эмоцию через себя. Почувствовать не только прилив радости, но и боль. Боль, которую пора отпустить.
Пора смириться с тем, что потери случаются с каждым, и с ними нужно научиться жить. Только как это сделать, когда при мысли о прошлом сердце наливается свинцом?
Моя потеря…
Потеря, с которой я до сих пор не могу смириться, мучает меня на протяжении пятнадцати лет.
«Она умерла в аварии вместе с твоими друзьями-ублюдками», — проносятся в голове воспоминания. Жмурясь, трясу головой, прогоняя раскрасневшееся лицо Анны Павловны, мачехи-мегеры моей Али. А разум, будто издеваясь, подбрасывает картинки той злосчастной аварии, унесшей жизни троих ребят.
И снова все по кругу. Из года в год, ровно в годовщину.
— Ни фига себе, вы только поглядите, что творят, — торможу, врезаясь в Ворона. — Лис, гляди, твоя партия, — воодушевленно произносит Карим, пихая кулаком в плечо, и я автоматически прислушиваюсь.
До слуха доносится знакомая мелодия, болью разливаясь в груди. После выписки из больницы, в которой мы провели ни много ни мало почти полгода, наша группа распалась. Мы больше не играли, никогда и нигде. Мировое турне, которого мы ждали с замиранием сердца, о котором грезили на протяжении нескольких лет, обернулась для нас катастрофой.
В свое время мы знатно пошумели. Многочисленные таблоиды и желтые газетенки только и успевали штамповать статейки про загадочных парней в звериных масках на лицах. Мы были кем-то вроде The Residents, нас мало кто видел без масок.
Последняя новость, которую полоскали больше месяца, — смерть клавишника Кости Григорян. Про остальных, кто покинул этот свет, умолчали. А ведь в той машине были еще люди. Моя Аля и невеста Грега. Удар пришелся на их сторону.
— А он и правда хорошо играет, — улыбнувшись, рассматриваю компанию ребят.
Человек десять, мальчики и девочки, на первый взгляд, лет пятнадцати, оккупировали детскую площадку около магазина. Бесспорно, больше всех привлекают внимание два парня, с энтузиазмом исполняющие мою любимую партию. Довольно щурясь, внимательно рассматриваю того, что левее. Он чем-то напоминает меня в юности.
Белые кроссовки, серые спортивки и белая футболка с принтом рыжей лисы. На голове ничем не примечательная серая бейсболка. Так себе бело-серый полосатик с рыжим акцентом на груди. Но как он играет, как отдается музыке. Стыдно признавать, но меня зависть берет. Мне бы его годы… и ее рядом.
Пальцы парня умело перебирают струны, а меня накрывает волной приятных воспоминаний.
Трясу головой, прогоняя прочь мысли, и делаю шаг вперед. Ноги наливаются свинцом, разум твердит остановиться, но руки… Они до жжения в подушечках пальцев хотят взять гитару, вспомнить, каково это, играть на публику.
Я не в силах остановиться.
— Разреши, — протягиваю руку парню и киваю на белоснежную гитару. Последняя модель известного бренда, недурно, однако.
Подросток замирает, окидывает меня придирчивым взглядом с ног до головы, будто сомневаясь, стоит ли мне доверять такую ценную вещь. Миг, и на его лице появляется озарение, взгляд из любопытного превращается в удивлённый. И немного напуганный.
— К-конечно, — заикаясь, парнишка протягивает инструмент и отступает назад, слегка спотыкаясь о собственную пятку. Кое-как удерживается на ногах.
— Ты в порядке?
— Да-да, конечно. Сыграйте, пожалуйста, что-нибудь из любимого.
Киваю, касаясь пальцами струн. Долгое время я играю только для себя, только в своей квартире и только за закрытой дверью.
Белая гитара навевает приятные воспоминания. Прикрываю веки, принимая удобную позу и прокручивая в голове текст любимой песни. Руки начинают жить своей жизнью, пальцы перепрыгивают со струны на струну. Звучит, любимая сердцу музыка. В какой-то момент меня переклинивает, и я начинаю петь песню, написанную Алей много лет назад. Эта песня находится в неизданных. С ней успели познакомиться только избранные, и только избранные знают слова и ноты.
Только избранные…
Я настолько погружаюсь в себя, настолько забываю об окружающих меня вещах, что не сразу замечаю, что пою с полной отдачей. Не веря в переполняющие меня ощущения, открываю глаза и моргаю. Много-много раз. Мозг отказывается верить в происходящее.
Прислушиваюсь к собственному голосу и улыбаюсь. Старый знакомый мотив бас-гитары не заставляет себя долго ждать, я узнаю его из тысячи — напротив меня стоит Ворон. Карим смотрит на меня глазами счастливого ребенка, и я понимаю, а почему бы и нет? Рот снова открывается сам с собой, и из него вылетают родные сердцу слова «На шаг ближе…».
Мы всегда переводили слова песни на английский язык, мечтали поселиться в Штатах, но мечтам не суждено было сбыться.
Я кайфую, чувствую ритм, постепенно уносящий в прошлое, и срываюсь, полностью отдаваясь музыке. Со мной срывается Ворон, получая истинное удовольствие от происходящего.
Последние аккорды даются легко, давая ощущение падающего с плеч камня и будто освобождая от оков прошлого. Затаив дыхание, смотрю на Ворона и понимаю, что нам обоим этого не хватало. Давно надо было вот так вот собраться и поиграть. Просто так, для души. В свое удовольствие.
Да, в далеком прошлом мы обещали больше не выступать за неимением полного состава группы, но для себя… Это ведь совсем другое дело.
— Мальц, ты уверен? — окрыленный и счастливый, оборачиваюсь на голос парней, перешептывающихся между собой, и замираю, видя серо-голубые глаза, смотрящие на меня с любовью и неверием.
— Да, это Black Raven. И их хит One step closer.
Удивленно приподнимаю брови, продолжая на автомате перебирать струны и вспоминать знакомые мотивы. «А парень непромах, — пролетает в голове. — Знает группу, которая распалась пятнадцать лет назад».
— Мальц — это от фамилии Мальцев? — интересуется Ворон, складывая руки на груди и присаживаясь на скамейку к щебечущим, как птички, девчонкам.