Жаль, такие подработки, чтобы покрыть обучение за семестр, еще не придумали. Остается только спихнуть Эда с первых позиций, чтобы забрать его стипендию. Но это почти нереально, он чертов гений! Да и не хочу я с ним соревноваться.
Снова думаю о нем.
В итоге просто отложила разговор с отцом на неопределенный срок.
Но стало только хуже, когда пришел день моего посвящения. Я почти не слушала болтовню Триш и Холли, кивала на их расспросы о Курте и слушала восхищенные вздохи, а сама украдкой поглядывала на своего хамелеона. Октябрьское солнце подсвечивало его слегка небрежно растрепанные пряди, оставляло завораживающие блики на стеклах очков. А пальцы… Красивые длинные, мысленно представляла в них не вилку, а смычок скрипки, потом моя фантазия уходила чуть дальше, и вот мы уже играем дуэтом на пианино, случайно касаясь друг друга, пока близость окончательно не сводит нас с ума, и вот уже эти самые пальцы расстегивают пуговицы моей блузки, застежку на лифчике…
Я слишком громко втянула остатки смузи через трубочку, настолько, что сама вздрогнула от противного звука. Девочки рассмеялись, а видение ушло, оставив после себя приятное щекочущее чувство внизу живота.
Ты нравишься мне, Эдвард Хэндерсон. Ты мне нравишься. Можно я буду звать тебя Эд?
Это же так просто сказать. Что я теряю? Только свои глупые фантазии…
— Он! — Триш ткнула пальцем в моего одногруппника, и я чуть не задохнулась от волнения.
— А?
Она закатила глаза:
— Твое задание — тот додик-очкарик.
— Поцеловать? Его? — прикидываюсь идиоткой. Да я заговорить-то с ним боюсь. И он не додик… Они просто его не знают!
— Ну же, давай, Лиз! Вон он сидит, — вступает Холли, и я понимаю, что шансов отвертеться у меня все меньше.
— Холли, я учусь с ним. Это Эд Хэндерсон!
Сердце к горлу подскочило, когда он повернулся к нам. Его очки ярко блеснули на солнце, и от сверкнувших за ними серых глаз меня бросило в жар, лишив всякой возможности связно мыслить и говорить.
— Боже, Лиз, ты знаешь, как зовут этого лузера?
Я уже готова плюнуть на вступление в Ита, Вита, Фита, но это единственная возможность для меня пожить отдельно, без папы и его вечных расспросов. Поселиться в обычной общаге он мне никогда не позволит. Только в доме сестринства. А там, глядишь, найду подработку и выползу из-под его опеки, докажу, что сама чего-то да стою, что я не придаток для богатого урода.
— Он не лу… Просто активный студент, вот и запомнила…
Ненавижу себя за трусость. Я не стыжусь своих чувств к Эду, но и вступаться за него мне страшно. Не хочу, чтобы кто-то раньше него узнал о моей симпатии. Не хочу, чтобы над ней глумились или опошлили.
— Пофиг. Сделай это, и ты официально одна из нас. Уверена, лошок-Эдди не целовался никогда. Будешь его первой. На всю жизнь запомнит.
Ноги не слушаются, каблуки попадают в зазоры между плиток, а сердце почти выломало мне позвоночник.
С того случая у профессора Сэмьюэльсона мы не общались, но и тогда я ни слова не проронила, а выбежала из аудитории.
И вот я держусь за стол, чтобы не упасть в обморок. В глаза Эду посмотреть боюсь, а тупо изучаю свои ногти. Почему-то сейчас мне стыдно за свой броский маникюр, стыдно за браслет, за подруг, я не такая на самом деле! Я просто Бет, твоя застенчивая одногруппница.
— Привет, ты же Эд Хэндерсон?
Как же его взгляд и улыбка не сочетаются с нарочитым заиканием. Почему он прикидывается? Он русский шпион и шифруется под забитого ботаника?
Но я стойко держусь, даже села и ничего не опрокинула, а потом он выдыхает мое имя, и я окончательно отдаюсь во власть его голоса. Эдвард, как назло, смакует эти три буквы, а я смотрю на его губы, когда они произносят «Б», ловлю его дыхание на «Е», чувствую, как он касается языком альвеол на «Т».
Туплю, слов подобрать не могу и заикаюсь куда убедительнее, чем Эд.
Пытка именем продолжается, и я больше не могу ее выдерживать, просто упираюсь в стол и тянусь к нему. Если что пойдет не так, я просто свалю все на задание от сестер, а если все на самом деле сложится, тогда… Не знаю. Буду действовать по обстоятельствам.
Триш и Холли издают какие-то нечеловеческие звуки, и мне хочется сбежать, но дальше происходит то, чего я не ожидала.
Хэндерсон запускает эти самые умопомрачительные пальцы мне в волосы и притягивает к себе быстро, но осторожно. Даже придержал, чтобы локтем не ударилась, и в последний момент я боюсь только одного, что его губы окажутся такими же неприятными, как у Курта. Но это не так. Эд нежен и одновременно решителен, и я никак не могу соединить два этих качества в своем воображении, я просто тону в ощущениях, открываюсь ему навстречу, стукаюсь о дурацкие очки, снимаю их, а для Эда мой жест — словно сигнал. Его прохладный язык скользит по моему, но совсем не гасит огонь, которым охвачены моя голова и все тело… В какой-то момент мне становится так хорошо, что я вырываюсь из его объятий, пытаюсь отдышаться, оставаться равнодушной. Хэндерсон смотрит на меня так странно, словно я должна ответить ему на какой-то важный вопрос. ЕМУ! Всезнайке дать подсказку!