Гавриш открыл дверь, вошел. В доме – никого. Душа кубарем преждевременно полетела, освобождаясь от нацепов фантазий. Но вот … послышался какой-то стук и …
- Хеллоу! – вылезло лицо неизвестного происхождения, крупное, квадратное и ровно загорелое. Из-за шкафа.
«Даже здесь зимой под ультрафиолетом его лицо, может быть …» - мерцало в соз-нании писателя.
Первое, что пришло в голову о внешности появившегося крупного человека одето-го кое-как: «Эскимос!»
Потом, когда глаза оттаяли, Гавриш определил точнее: «Это по всем признакам бомж».
Сдержанно улыбчивое лицо. Разноцветный толстый хлопковый свитер, начинающийся с весомого подбородка, снизу же торчащий наружу, толстовка, поверх него, или что-то неясное еще и все это заперто сверху – драной демисезонной курткой, советской расцветки, с высунутым нелепо, в сторону съехавшего какого-то альпийского воротничка.
Лицо топорное, но сразу его не рассмотреть. Это писатель понял мгновенно.
Резкая, на первый взгляд, строганина физиономии, испещренная неизвестного характера морщин тут же прикрывались добрыми лучами, налепленных где попало трещин по всему лицу, а стоило этому человеку начать говорить, то и все в нем, с его словами преображалось. То ли вкось, то ли правду сообщения. Гавриш не мог разобрать. Лет - тому было пятьдесят.
- Вы кто? – сурово спросил писатель.
Бомж и сам оглядел хозяина с ног до головы, не спешно серыми зрачками переби-рая, ответил:
- Я – твой гость.
- Здравствуйте! – заметил Гавриш, ступая вперед и обращая внимание, что бомж даже не шелохнулся.
«Это опасно. Такие люди знают точно, что и как... сделать выпад в самую десятку!»
- Вы дверью не ошиблись? – полудоброжелательно объявил писатель, удивляясь тому, что на это вопрос можно было бы ответить как-то по – другому. Но только тогда гость пошевелился и сказал:
- А по кругу никаких дверей больше нет. Только вы да я...
- Ну, да, ну да…- промолвил Гавриш, стоя в шагах трех от «гостя» и отводя взгляд.
- Я, - пробасил бомж, - в общем-то ненадолго.
- Ну, понятное дело, - вставил мгновенно в едва разлитую паузу Гавриш, не пони-мая, что ему вдруг стало такого понятно.
- Я-э-э, - продолжил полупьяным голосом бомж, - я э-этот… гражданин.
Гавриш уставился на бомжа.
- Что?
Бомж ступил два шага вперед. Гавриш побледнел. Бомж так же ровно дал назад.
- Я гражданин сего государства, - заговорил он сбивчиво, - и право имею переночевать хоть одну ночь у такого же гражданина.
В его глазах будто слезы проявились.
- Сегодня ночь ожидается холодной. Облака низко идут и вороны вьются. Это к ненастью. Так вы разрешите?
Гавриш отрицательно помотал головой, потом подумал и помахал положительно. Увы, он не мог сказать ни слова, потому что в горле совершенно пересохло. Но тем не менее…
Не растеряв еще там, с улицы решимости, теперь она поперла на всех парусах. Писатель проделал все шаги, что разделяли его с бомжом, посторонил его, едва сдвигая (бомж чрезвычайно неповоротлив) и, протиснувшись, прошел вглубь комнаты. И тут же понял, что совершил грубую ошибку, загнав сам себя в ловушку, тупик. А зачем ему идея пришла изначально, пойти сюда - он не помнил.
Бомж неловко, тяжело обернулся хозяину лицом, туго вороча шеей. И тут писатель в
этой чертовой ловушке ощутил всеми своими анализаторами какой к бесам соба-чий запах шел от пришедшего!
Гавриш даже закашлялся.
- Я вас особо не потревожу. Вы только дайте мне ночлег, кровать…- Пробубнил между кашляньями бомж.
- Тебя как звать? – Спросил Олег, вдруг проясняя для себя, что сие полубожье создание не так страшно, как его намалевал он сам себе. В лице того обнаруживалось несколько придурковатые, простые, если не сказать - наивные черты, именно при том, когда тот спросил кровать.
- Калабишка Виталий. – представился бомж и протянул руку. Гавришу ничего не оставалось, как отдать свою. Тот взялся за нее и сжал не крепко, но ощутимо. Рука бомжа была почти черна или вымазана чем-то, и Гавриш отставил бы ее временно у приветствующего. Такое брезгливое чувство в нем появилось. Олег взял чайник, чтобы ополоснуть руки.