Он занялся готовкой. Быстро наклонился к шкафу с картошкой, думая на пару перемешать ее с яйцами.
Под надзором бомжа ловко, будто того и не было (хотя всегда раздражает, когда кто-то стоит за спиной...), принялся кромсать продукт.
- Вы, не так делаете, - бережно заметил бомж.
- Что не так-с?
Калабишка тронул своим грузным телом и совершенно неожиданно, просто самым необыкновенным образом близко подошел к Гавришу так, что оттолкнул его в сторону, не значительно, но оттолкнул и сам взялся за дело.
«Или мне ему сразу в лоб дать или как?» - Это отчетливо возникло в уме Олега.
- Вот, глядите… У вас и нож тупой. Ты же просто все переводишь! – говорил бомж и немедленно принялся за чистку по-своему. Писатель с подрагивающей головой глядел на него, на ходящие руки его и не понимал, что здесь, кому здесь все это говорится?
Бомж, тем временем, совершенно отвлекся от хозяина и большими грязными руками владел картошкой, перемещая ее в ход отстругиваемой поверхности, а очистив одну, он зачем-то обнимал ее, зажимая плотно в руке, словно желая отжать с нее сок, и после этого только клал в миску с водой.
«Нет, это я жрать не буду!»- Неслось в голове забитого в угол писателя.
- О книгах великих, известных философов, писателей, психологов поговорить можем…, - объявил вдруг бомж.
- Чего? – Сдавленно произнес Гавриш.
- Ну там, э-э, Демократе, Секрита… - Межевался и краснел, к счастью Гавриша, Калабишка.
- …те! – Закончил писатель, едва сдавливая смех.
- Что: «те»? – Бомж остановился, прерывая работу. Нож в его руке встал торчком.
Гавриш хотел откашлятся, но дыхания для этого не хватило. Он произвел в себе нечто между сглатыванием и храпом, исходящим от верхнего неба.
- Так как? – Переспросил бомж, расплывающийся в глазах Гавриша.
Последний приспустил голову, все же сглатывая ком. Силы нашлись - разок и кашлянуть. Потом он пожал подергивающими плечами.
- То-то же! – Нагло заключил Калабишка и снова обратился к чистке. В этот раз, верно, переживая и сам, так как пропустил один отжим вычищенного овоща.
«Должна же быть в нем какая-то точка», - думал Гавриш, молча, смиренно наблюдая и считая картошки.
- Так, что вы тут ищете, в этих краях? – Спросил писатель, не помня, задавал ли он этот вопрос.
- Правды ищу, - спокойно ответил бомж и так же спокойно посмотрел на нового приятеля.
- А-а… - протянул писатель и предупредительно подумал: « С этим психом нельзя палку перегибать!»
- Я, знаете ли, тоже, как вы – путешествую. Знаете ли, люблю романтику…
«Ну, да, это заметно!» - Вставил себе Гавриш, и легко, свободно, без брезгливости потянул носом заполонившую весь трейлер вонь.
«И, черт! К этому же нужно будет привыкнуть. А ночь впереди!»
- Я вижу, вы читаете? Любите философию?
- Ну, так… - покривил душой Гавриш. «Он еще не знает, что я пишу…»
- И что в книгах пишут?
- Да, разное… - Ответствовал Гавриш, чувствуя, что превращается в какого-то идиота.
- Вы не переживайте, я вас не задержу. И вы меня - нет.
«Разумеется!»
«Человек живой, пусть себе греется. Есть я не стану с ним... Продуктов, ради Бога, на один ужин для несчастного не жалко. А поговорить, что ж - можно. Ведь этот человек из самой, так сказать, глубинки. Из народа…»
Бомж поставил руку на миску с очищенной картошкой, полоща вместе с тем, в ней края пальцев и вопросительно посмотрел на товарища. Писатель почувствовал, что его сейчас стошнит. Ему нужно было как-то это преодолеть, и он с занятым интересом откликнулся на взгляд бомжа.
- И все? – Спросил тот.
Гавриш очнулся, понял. Он стал ковыряться снова внизу шкафчика, вытягивая из целлофана яйца. Достать все – значит разоблачиться количеством запасов.
Он вытянул три яйца наверх.
- Отличненько! – Согласился Калабишка. – А колбаска имеется?
Гавриш понял, что если он сейчас сделает движение мимикой не то – бомж его раскусит.