С независимым и максимально искренним видом писатель полез в крохотный холодильник. Но нельзя было сделать так, чтобы Калабишка не увидел содержимого холодильника, так как дрянная дверь открывалась в его сторону.
И писатель чувствовал, как бомж в мгновение ока все прошарил в нем. Гавриш потянул за целую палку молочной колбасы, лишь бы скорее притворить холодильничью дверцу. А когда оглянулся – бомж вовсе и не глядел на него.
- Вот, - благородно предложил Гавриш и положил всю палку на стол.
- Ну! Этого многоватенько! – Отметил бомж тут же, и оскалил вновь черно-желтые зубы.
«Естественно – «многоватенько»! Мне вообще, этого на неделю!»
- Мы сделаем так! – Шершаво произнес бомж. Гавриш закрыл глаза, когда тот потянулся к колбасе, желая ее то ли прощупать, то ли обжать своими мерзкими руками. Когда открыл глаза – весомая часть колбасы была отделена, а поменьше отодвинута к хозяину.
«Ну, ладно, - решалось в голове Гавриша, - все – равно на диете!»
Глава 6
Глава 5
Бомж глотал рытвенно. То было схоже чем-то на те глиняные валуны, по которым час назад лазил Гавриш. Он, ковыряясь в приготовленной еде ( а ему пришлось-таки сесть за стол и взяться за тарелку), сосредоточенно думал, чем же те камни ассоциируются у него с горловиной бомжа?
Калабишка едва не отрыгнул, когда опустошил тарелку, сдержался, но запах от его перенасыщенного в этакий радостный для него день издал колбасно-переваренный пах.
Писатель едва проглотил итак крохотный кусок. Слюна отказывалась работать в таких условиях.
- Вы мне, извините, где спать даете?
Писатель низко провел бровями в сторону захламленной кровати.
Бомж бодро оглянулся.
- А-а, там?
Он поднялся и прошел к ожидаемой постели. Встал над ней и тупо в нее смотрел.
«Надо бы потом отвинтить ее и выжечь каким-нибудь дымом», - думал Гавриш.
- И хорошо же живет народ! – Произнес Калабишка там. – А, кажется, вы не богач.
- Это – да! – Согласился писатель и даже доказал это качанием головы.
- Я бы на вашем месте такого натворил..., - сказал бомж.
- Например? – Писатель вытер губы, поглядев, что сегодня беспредельно насытился всего лишь двумя ложками картофеля и ломтиком колбасы. Новый друг съел почти всю ее, и разве только из вежливости, оставил два кружочка с краю на тарелке.
«Этак я гарантированно схудею!» - понял Гавриш, и ему пришла сумасшедшая и навязчивая до слез мысль, что если бы он оставил бомжа еще бы на пару дней – что такое диета, можно было забыть.
Как только бомж пригнулся к вещам. Писатель поднялся и большими шагами, с видом заботливости, пошел к той кровати ,вещам, чтобы собрать их.
- Я вам помогу? – Предложил Калабишка.
- Вот уж не надо!
- Ладно – не надо!
В первый раз Бомж отошел так далеко от писателя, что тот почувствовал, как воздух в трейлере сам собой вздохнул полным помещением. Краем глаза Олег видел, что треклятый Калабишка стоял спиной к нему и глядел в темное окно сгустившегося вечера.
«А ведь сегодня я хотел преспокойно насладиться видом заснеженного моря, а потом сесть писать! Какое там – писать!»
Гавриш сгреб последние шмотки и принялся выравнивать белье на кровати. Калабишка даже не оглянулся, но Гавриш вдруг увидел в оконном отражении, как у того сверкнули глаза.
«Это невозможно!» - Мозг сгорал.
Писатель хотел было бросить, но рассудил, что если он не выровняет простыни и не даст нужного одеяла, запасного, то Калабишка найдет еще одно – не запасное, а дополнительное для его собственного, личного сна и тепла хозяина.
«Если он приперся из улицы, значит закаленный. Вот пускай и спит под одним одеялом!» - Справедливо рассудил писатель.
Развернувшись к бомжу, Гавриш сказал:
- Все готово. Можете спать.
Бомж не спешно повернулся и даже не взглянув в глаза доброму человеку с наглым освобожденным выдохом и великим преудовольствием бухнулся на поверхность тахты.
Гавриш словно пьяный поплелся в свою сторону. Он ожидал того часа, минуты, се-куды, когда Калабишка начнет распрягаться одеждой.
«Тогда, - думал писатель, - непременно пойдут более изощренные запахи…»
Но Калабишка и не думал раздеваться. Он лишь снял что-то сверху себя и улегся в толстовке, ногами к дверям, головой – к писателю. При этом так же нагло, вкусно вздохнув.
Гавриш долго сидел на своей кровати и слушал звон в своих ушах. Но прошло еще несколько минут в полной тишине и он понял, что ничего в мире не изменится – хочешь, не хочешь, а надо лечь и спать.