Но картинка того феерического мира вдруг стала перед глазами, разорвалась и от-туда ирландец – собака, с радостью ворвалась в настоящую жизнь, весело гавкая, бросаясь к Эппи в объятия.
Ее отшатнуло. Машка не успела, и отреагировать, как та уже сидела на полу.
- Да что с тобой, дорогая! – Машка тянула Эппи подняться, а сама оглядывалась вокруг. Многие ли видели?
Эппи отряхнулась не без помощи подруги, которая хлестко в наказание, по-родительски, пару раз сильно ударила ее по заду.
Звенел звонок. Кто не успел, заскакивал в классы. Чтобы оттуда наблюдать, как одного из драчунов мальчишек крепко держат за руку, а второго, Юрку Нечаева, пришедшего в себя, тащат на руках куда-то в сторонку, к лавочке.
Глава 12
- По вашим рассуждениям - женщина во всем виновата, весь мир профукала? –
Гавриш спокойно спросил.
Калибишка молчал. Чувствовалось какое-то напряжение. Одна рука его схватилась кулаком.
Писатель решил довести до конца:
- Женщины, по–вашему ничего не понимают, а только вытворяют, выворачивают. Зачем, то есть, тогда они вообще есть?
- Я думаю без них, как без ориентира… - Проговорил бомж. – Я думаю, некоторые из них знают, куда их клонит лживое чувство – вторая любовь, "SECOND-LOVE", но действуют в другом, полезном направлении. Только их мало.
- Встречались с такими?
- Была. Одна.
- Ну, вот – хорошо. Уже к чему-то позитивному подошли.
Калабишка вздохнул.
- Их можно различить по наитию, сверхчувствительности и способности предсказывать. Они еще способны слышать Создателя, Его ближайшие планы.
Я хотел сказать всем тем, что сказал - люди выдумывают разные вариации на тему любви. И от этого сами же страдают. Песни пишут, стихи, книжки.
Литература показывает, что людей, как на наркотик тянет читать какую-нибудь легкую интрижку, фантазию, эльфы, летающие кони...
- Вы, поверьте мне на слово, вы не знаете точно, что читают люди, что завтра им понравится, и как под это все только и успевают подстраиваться писатели. Самому иной раз так выкручиваться приходится… - Заметил Гавриш, думая, что пояснение, впрочем, ни к чему бомжу.
- Вот и подстраиваются, - тут же вступил Клабишка, - а реализм утерян. Нет. Любовь была и остается в первоначальном, первозданном, правильном виде. Она никуда не развивается, никуда не торопится сама по себе. Ее, наверное, нужно торопить, только же в правильный вектор. Содержать, присматривать...
- Ну, в общем, все понятно, - Гавриш поднялся со стула. Ощутил навал неприятного чувства, подступившее к горлу.
«Теперь следует разобраться: кто, где будет кочевать будущие: день, ночь».
На время писатель стал выше Калабишки. Тот сидел, сгорбившись, и глядел изподлобья на Гавриша, готового на серьезный шаг.
- У меня есть еще некоторые истории, - Предложил бомж. – И о женственной части, искажающее литературу, гипнотизирующее сознание… Я еще не договорил об истинном назначении литературы.
- В общем, мне понятно. – Повторил Олег. И долгим взглядом смотрел на физическое ничтожество и умничанье бомжа.
Возможно, Калабишку довести до психов, чтобы он не стерпел и ретировался сам? Тем даже сделался некий подозрительный рывок, однако, тело сразу после того лишь больше расслабилось, осело, расплылось, не предвещая впереди ничего деятельного. В ближайшие минуты.
Писатель же намеренно хотел еще раз обратить особое внимание к своему разрастающемуся воинственному настроению. Он подтянул руки к поясу, чтобы установить их так, как недавно в «фете» руки бомжа. Всем видом, невербальными знаками нужно было толкать залежалый лед.
- Вы слышали о Васильевском маньяке? – Вдруг бросил Калабишка сначала себе под ноги, потом подняв ясные глаза на писателя.
Гавриш молчал. Вспененные силы приостановились. Медленно вытекал адреналин через какое-то рваное отверстие…
- Так им был я! – Объявил Калабишка и остановил зрачки на негостеприимном хозяине. Он был свидетелем, как лицо писателя менялось красками, пошло полосами, как лезли мелкие желваки по его скулам, как глаза набухли в изумлении, то ли страхе, и ноги его так же подводили.
«Вот вам ушкин кот!»