Моя набитая обида на женщин говорила мне голосом моего одиночества, что я во всю жизнь жестоко ошибался. Что в мире, на самом деле, имеются отличные, не поддающиеся никаким теориям девушки, женщины. Их просто нужно искать, чтобы потом любоваться. И вместе с тем - любоваться собой.
«Ах, как это, наверное, здорово!», - Думал я и прожевывал комли травы, выдергиваемые мною тут же, рядом с собой.
Я думал и о том, что главной причиной моего жизненного одиночества - это постоянное желание уединяться. Какая-то ненормальная тяга. Не ориентируясь на внимание других. Меня всегда выкашивало из общего строя, уводило куда-то в чертову сторону, в затишек… А люди - что? Им это надо? Вслед глядели. Да и недолго.
Мне захотелось поговорить с этой девушкой. Мне показалось, она способна разрушить старую, итак полуразваленную крепость. Когда-то построенную из великолепно прокаленного кирпича. Но если поддеть лишь плечиком, - вся эта громоздкость рухнула бы. И эта девушка…
На меня что-то находило, я поднимался на ноги во весь рост, видя издалека, метрах десяти, - ее всю. Просторный сарафанчик, крохотные карамелевые ступни с ровными пальчиками, расширяющимися и поддакиваемые, проветриваемые протяжным ветром, шныряющим в макушках трав.
Ублажить свою обиду, растерянность на все, на все… Можно ли было срочным психологическим наскоком?
Если бы она знала, что ничего плохого я не хочу, только поговорить… И когда я приближусь к ней, присяду на корточки рядом, лишь мгновением позволю себе, в последний раз облюбовать ее всю, и тут же убивая этот интерес навсегда… Перекинулся бы с ней несколькими словами…
На меня находило это такой мертвой дурной хваткой, что я обдумывал, что я скажу в первую очередь.
Если бы она знала, как нещадно во мне все перемещалось, клокотало, пыхтело, как из старого паровоза… Принуждало верить…
Да услышит ли? Испугается ведь…
Все мы в этой жизни воспитываемся. В основном, будучи предоставленными самим себе, беремся этакой весомой лопатой перекапывать свой огород, в котором посадила нас жизнь, и в котором невесть, что уже наращено с малых лет...
И где-то, обязательно есть, где-то в сторонке, место, выполотое налысо широким ржавым клинком мотыги, предусмотрительно с самого начала...
Там - отчищенное от напутствий, рекомендаций, зависти, зависимостей и есть - одиночество. Часто надолго мы там приседаем, на годы, с грустью и отвращением наблюдая рост толстенных сорняков. Видим какие дикие травы населяют наше место. И жизненное пространство остается лишь одиночество... И от него, чудно, мы всю жизнь стремимся избавиться.
- Странное восприятие одиночества. – Заметил писатель.
- Нет, не странное. Дальше поймете.
Итак, я прокручивал себе все это. Как бетонный смеситель колбасит мокрый щебень.
Посмеиваясь, не без этого, наплыву небывалых мыслей. То приседал, то вскакивал, то делал вперед шаг вперед, то бросался назад в свое укрытие, кувыркаясь там. А потом представлял себе, как мое поведение выглядело бы со стороны.
И рвалось нестерпимо хохотать громко на всю поляну. Сумасшествие!
Тогда я зажимал себе крепко-накрепко рот и прикусывал губу, откуда наваждениями шли эмоции.
Однажды, моя девушка поднялась, огляделась, установилась именно в место моей дислокации. Стояла несколько минут, присматривалась. Она могла очень просто - пройти чуть-чуть в глубь леса и там обнаружить меня, корчащегося в ветках. Насколько мог я отползти.