Разумеется, нужно было идти.
Есть хотелось невыносимо.
Решил уйти в ночь.
По Южному Кресту и с помощью кулаков я мог определить угол моего дальнейшего путешествия в нужную мне сторону.
Однако, с вечера заволокло небо так непроглядными тучами, и снова полил дождь…
И меня клонило в сон.
Еще до заката я нашел воронца, и приготовил из него горячий напиток, вымачивая в нем крошки сухарей. От этого наркотического состава еще больше размаривало. Просто всласть закрыть глаза и спать-спать...
«Ничего военного, если я отправлюсь с самого раннего утреца. Этак часов в четыре. Дорогу будет видно, а идти пролесками. Кому я нужен? И даже если меня поймают… Я – никого никогда не убивал…»
Ночной лес шуршал в торопливом питии долгожданного ливня.
В эту ночь лило, как никогда. Я предварительно поправил крышу моего жилища и вольготно лежал теперь ни спине, на сухих ветках и подсушенной за день траве, разбросав руки.
Ни комаров тебе, ни мух.
Лесной озон, прибитый запах разнотравья, шорох подламывающейся травы в капители дождя, вынужденный звон листвы... Животные отсиживались в своих норках. Я уснул с улыбкой на лице.
Утро ударило в шалаш ярко обжигающими прожекторами солнца.
Поворочавшись еще с боку на бок, знал - идти надо. С утра уже сильно припекало. Непременно будет жара!
Какая-то тоска внутри взялась, сжалась, и я стал думать.
Желудок смиренно молчал. Я боялся в него и воду влить - тот начал бы свою прихотливую, прожорливую деятельность. Пока же он давал о себе знать сонным, ленивым переборчивым урчанием.
Я закрыл глаза и думал о том, что если бы я был женщиной или той девушкой, то жил бы, наверное, не так.
Можно было разрыдаться громко, горячо, от всей души.
А вытащить из себя хоть крупицу тоски без постороннего участия – не просто.
Я бодро поднялся. Вышел наружу.
По лесу, будто большая чистящая машина прошлась. Блестело, благоухало, благообновлялось.
Птицы, дурными косяками летали, едва не сталкиваясь лбами, кричали, радуясь уносились под кроны подросших деревьев.
Я пошел по нужде, а, возвращаясь, мимоходом сделал с два десятка шагов в сторону знакомой опушки. И что же?
Я увидел корову, пожевывающую траву.
«Так это, значит…»
Я стоял долго и небезопасно, выдавая себя целиком так, что и корова меня отметила, махнула приветственно хвостом.
Глядела на меня яблоками своих тяжелых равнодушных глаз и жевала, мешкая широким языком по рту.
Я пригнулся, подумал: « Мне б идти бы… Но … девушка..."
«Зачем это? Зачем?
Тем более теперь, в этой обстановке. И переодеваться надо… »
В полуприсядку я вернулся к шалашу. Принялся переодеваться, механически. Я не видел еще ее, которая, по моим представлениям должна была быть там. По обычности своей, на старом месте - лежать в траве.
«Но трава мокрая! - Соображал я. – Может быть, это ловушка? И никакой девушки нет? А корова?»
Бежать!
Я бросил на половине свое дело переодевания - рубашка старая, штаны новые. Пошагал в сторону животного.
По рукам били хлесткие вершки длинной осоки. Сандалии, были переполнены росой, хлюпали и расползались.
Продираясь сквозь пахнущий лунник, я сорвал несколько фиолетовых цветков.
Вышел в центр опушки и искал то вымощенное место, где раньше лежала девушка.
Как-будто впервые, будучи здесь, не мог собраться, сориентироваться.
Бесславное мое внимание троилось: в голове гудело. Но я сыскал сокровище, выверив глазами.
Уверенно пошагал навстречу.
И вот ... ее ноги. Она лежала на боку. Спиной ко мне. Изящно выгнутый позвонок... Одна нога на другой, чуть подсобрана. Обе, оголенные выше колен. В глаза мне вонзилась эротическая линия бедра, точеные щиколотки, розовые пятки... Она читала книгу, а в ушах торчали наушники. Шейные мышцы чуть подергивались в такт только ею слышимой музыки. Я стоял над ней. Она не видела. Долго. И только необычная тень, прибывшая к ней – моя тень, заставила ее, наконец, обернуться…