- У вас, нет ли бульона? – спросил Калабишка.
Писатель ожидал подобный вопрос, не снимая с лица иронии, а только более нагоняя ее на себя, не глядя в сторону навязчивого гостя, он кивнул.
Прошли. Стянув ботинки, Калабишка снял тут же и носки, вытер ноги о коврик, почти на цыпочках прошел к своей кровати, сел и поднял для рассмотрения одну из своих широких лопатообразных ступней. Он заметил, как писатель бросил на него взгляд. Калабишка медленно перевел свой - на него.
- У тебя все-таки нет бульона? – позволил себе еще раз спросить Виталий.
- Как сказать, - граненно ответил Гавриш.
Калабишка покашлял.
- У меня остался суп. – Сказал он писатель.
- Мы, кажется, справились с ним? – Спросил Виталий.
- С чем это?
- С вопросом?
-А? Да.
Писатель помолчал, потом сказал:
- Ну, и теперь надо что-то решать.
- Что?
- У меня работа. Я сюда не просто так приехал.
- Понятно. – Длинно произнес Калибишка.
Гавриш смотрел в упор на бомжа.
«Что понятно?»
Калабишка вел себя непринужденно.
Гавриш отвернулся, занялся кухней.
Его движения были резкими. Он не мог сдержаться, что бы не демонстрировать своей неприязни к гостю.
Калабишка же, вытянув шею, наблюдал. Ему хотелось наладить отношения с хозяином автодома? Он не мог понять: ссора произошла между ними, что ли?
Писатель, поставил кастрюлю на плиту, стал возиться с пододеяльником своей кровати, набросив на кровать верхнее покрывало, наконец, уселся, глядя куда-то в сторону.
«Будто перекосило? Может, продуло, простудился?» - думал Калабишка и не снимал внимания с товарища.
Писатель произнес длинное: «Да-а-а», хлопнул по коленам себя ладонями и поднялся, все так же, не глядя на гостя, повернулся к холодильнику, открывая его и освещая свое бледноватое лицо розовым светом маломощной лампочки холодильной камеры. Он не знал, что там искать. Продуктов в обрез.
Бомж осмотрел ноги, принялся одевать носки, цепляясь выросшими ногтями за носочную ткань, кривясь от неприятных ощущений, подумал спросить у писателя какие-нибудь ножницы, чтобы срезать выступающие и заворачивающиеся ногти. Обычно он справлялся и обычными канцелярскими большими ножницами, удачно подлазя под самый корень ногтя, филигранно срезая его. И вообще-то еще вчера он думал навести педикюр, но ножниц нигде не обнаружил, а спросить забыл. И теперь он не знал …
- Что же? – произнес Гавриш, усаживаясь на кровать.
Калабишка надел носки думая, что можно навести марафет и завтра утром, например.
- А вилка где та ваша? – спросил Гавриш.
Калабишка был рад началу разговора.
- От той вилки я освободился. Я ее забросил куда подальше. Но она не так далеко от дороги залетела. Ее можно найти.
- Может быть, она уже нашла другого хозяина? – спросил, искривившись в усмешке Гавриш.
- Вам это интересно?
- Да-с, - поднялся писатель с места, поправляя свой свитер, - та вилка - феномен.
- Та вилка – мой характер!
- Что значит?
- В самое невыгодное время обнаруживалась. Не случайная вещица.
- А? Да. Может быть и так. То есть она была вашей, так сказать, второй душой, а вы так с ней поступили…
Гавриш посмеялся, Калабишка так же.
«Это забавно, на самом деле».
- Вы не едите серединностей?
- Что? – ухнул Калабишка.
- Молоки, икру? – уточнил Гавриш.
- Могу.
- Понятно.
Писатель посмотрел себе под ноги, куда поставил мусорное ведро, стоял некоторое время то ли в недоумении, то ли в соображении, что говорить.
- Я бывало, - произнес тихо Калабишка, - этим только и питался. А иной раз такое приходилось есть…
- Довольно и говорить об этом. Я не отбросами кормлю. Что есть, то есть. Не нужно говорить, что вы ели до меня.
- Да-да, конечно.
- Да-с.- Остановился Гавриш, по-хозяйственному приподняв руки, закатанные в рукавах, над разделанной рыбой, раздумывая вслух. – На днях нужно будет съездить за продуктами.
Калабишка не отвечал.
- Ведь селение здесь рядом, вы говорили? – Перевел глаза на него Гавриш.
- Я поеду? – Спросил бомж.
- Вы покажете мне где это? И дальше…
Калабишка кивнул, производя улыбку краткую в лице, обнажая зубы.
- Я вас как раз и подброшу. – Закончил Гавриш.
Гавриш повернулся так, чтобы не видеть Калабишку. Но слышал, как тот тяжело молчал. Гавриш снова обратился к нему, переводя внимание от рыбы и к ней опять.
- Что?
- Так, - равнодушно ответствовал бомж, откидываясь на спинку стула.
Сидели, ели не роняя ни слова. Гавриш думал только о Боге, о долге перед нищими, о Христе. Бомж ел задумчиво, жуя рыбу, хлеб губами, роняя крошки под себя.
- Вы же не выгоните меня?
Гавриш покашлял.