Приходилось внимательно подбирать места для следующего продвижения.
"Тот, кто здесь ходил следил за мной, что ли?" - пришло Гавришу. Следы не переставали удивлять. В них еще четко красовался отпечаток подошвы.
Тот ходок не раз проваливался. Вмятины-следы были строго очерченными или размывались вдруг в широкие проймы, когда тот падал.
"Спешил. Заметно. – Видел писатель. - Да, здесь все происходило совсем недавно. Не более получаса! Что за ерунда?"
Чем дальше, тем проймы, оставленные тем ходоком, - телом его, локтей, разбросанных в стороны от его падения чаще обнаруживались.
«Точно следил за мной, а потом бежал!»
«Факт и то, что это крупный человек. Сильный, судя по таким объемам обвалов», - делал вывод Гавриш.
Писатель шагал, ощущая прилив адреналина, ретиво тыкал в завалы ногой, палкой, подобранной на ходу.
Иногда целые каскады сугробов, наращенные здесь, посеревшие от пыли и поблескивающие старой снежной пожелтевшей корой потрескивали, будто общаясь.
И жди, вот-вот, обрушатся глубоко вниз, издавая квакающие звуки.
Фантастические столпы тут же, окружавшие Гавриша, хозяйствовали здесь, охранниками стояли в забитои глухом месте. Сужающее сознание атмосфера гнета и ощущения нечисти валунов напрягала.
Следы неизвестного ходока, продолжали вести куда-то, виляли, все так же проваливались, но были, как спасительный маяк, подсказывали куда ступать.
Гавриш пару раз все же угождал в прогалины. Кряхтя, поднимался, сплевывал грязь с губ, намешанную со слюной. Двигался дальше.
«Может быть, его напугало что-то?» - Размышлял писатель.
Снова по спине Гавриша мокрым холодом продралась мерзкая платформа предупреждением.
Он остановился, оглянулся. Никого. Ни впереди, ни сзади - никого… Прислушался.
Звонкий вой ветра колокольчиком бился где-то из стороны моря и вдруг свежо запах. А беспечный удаляющийся шум волн, пел там, далеко… Нет ничего более.
Писатель поднял шапку, вытер тугой пот. Грозовая черная туча повисла прямо сверху, не двигаясь, словно наблюдая, что там внизу происходит.
Писатель откинул капюшон, здесь, в затишке можно было. Шапка оказалась в руке. Жарко как-то.
Пар, от взмокшего тела заклубился и на миг совершенно застил дорогу, торчал дымом, потом пошел, как живой.
Гавриш вытер пот повторно. Тело задышало.
И опасный холодок помчался струйкой заскочил за спину куртки. От остывающей шеи воздух еще карабкаться вверх.
Писатель запахнулся, натянул шапку и направился дальше.
Взобравшись на самый верх, Гавриш увидел, что следы ходока остановились так же, как и он сейчас.
Тот остановился, чтобы отряхнуться. И, очевидно, больше: на поверхности снега отпечаталась обширно бесформенная вмятина. Значит, тому нужно было снять куртку или пальто (что там у него было) и отбросить в сторону. От жара. Потом одеться.
Еще что?
Гавриш искал еще что-нибудь.
Метрах в пяти, там, куда следы после процедуры раздевания - одевания уходили, писатель понял, как Тот ходок стоял еще какое-то время на самом краю обрыва.
«Да, и он отсюда смотрел на меня. Наблюдал».
Платформа мороза, прошедшаяся по всему телу еще раз напомнила о себе.
Гавриш резко и полно набрал воздух в легкие. Задержал. Тугой струей выпустил.
«Вот это дела!»
«Боязно?» - Спросило внутри его.
«Тьфу, да, не черт же это!»
"Я считал слонов и в нечет и в чет,
И все-таки я не уснул,
И тут явился ко мне мой черт,
И уселся верхом на стул..." – Писал Галич.
Гавриш двинулся дальше, туда, куда вели следы.
На пути лежала мятая пустая детская коробка из-под сока.
«Тэк-с, - поднес Гавриш свежевыжатую коробку, из которой еще пахло, и кажется, держалось тепло рук того хозяина.
«Тэк-с, начинает что-то проясняться, - подумал писатель в понимание того, что ничего как раз и не понятно. На глаза выступили непроизвольные слезы.
«Но черти соки-то не пьют».
Он продолжил путь.
В связи с разлитой работой мозга, каких-то одновременно частей его, ответственных за сочинительство - могло ли что-нибудь в нем тронуться?
Эдгар По, Свифт, Филипп Дик – спятили же!
"Я-то тоже из этой братии. Вот уж, действительно…"
Этакий микроинсульт и все… Голова не лопнет, но твари несказанной навалит на весь видимый тобою свет. Вот тогда и…
Гавриш остановился, вынул из кармана в трех местах сломленную сигарету, от которой уже и порошок сыпался. Выбрал, тем не менее, из этого самый лучший кусочек. Остальное, кроша, отбросил. Запах табака остался в ладони.
Пошарил в карманах зажигалку. Сигарета в зажатых губах.
«Тьфу!» - Вспомнил он, что огня намеренно не брал, чтобы самым жестким способом воспитания вовсе бросить, лишить себя курить. Навсегда…