Калабишка спросил, а Гавришу будто руку его на плече своём почувствовал:
- Эй, а там что?
Калабишка немногозначно показывал на холодильник.
Спокойно развернулись с пакетами, писатель так же легкомысленно открыл холодильник теперь тупо глядел в его ёмкость.
Отлично понимая, чем больше он держит его так открытым, тем дольше готовить надо будет, и тем больше жрать будет бомж.
В итоге, на сковороде сначала весело проскворчали четверо яиц, рядом варилась каша. В опустошенную сковородку прыгнул две куриные ножки и так же взялись задорно припевать.
Сели, поели.
Бомж чавкал громко, хотя и старался скрыть это. Тяжело дышал.
"Подумаешь, изжарил несколько кусочков курятины с яйцами и кашу сварил, как на неделю себе". И чувствовал, как на душе его ломило, щемило, подергивало. И от вони близстоящей также.
Но он благожелательно при том взглядывал на бомжа Калабишку.
Тот отвечал благодарность, почавкивая, выскребывая кашу со дна.
Но вдруг в лице его молнией прошло беспокойство и все благодаря тому, что сам Гавриш вдруг взвел тревожный взгляд и направил мимо Калабишки в место, где должно быть спрятано ружье. Шкаф, соседствующий с продуктовым, был приоткрыт.
«Возможно, я просто забыл его плотно закрыть, - подумал писатель и прислушался – не сказал ли это он вслух. - Да – нет, ружье-то сразу и не увидеть».
Глаза бомжа так же развернулись и прошлись по шкафу. На это раз его движения были куда попроворнее, посытее.
Потом он вновь обратился вниманием сначала к хозяину, при том вычитывя что было непонятным для него в его лице. Потом бросил все, обратился к еде.
Рот его активно наполняется.
- Так что же, кто же вы? – Спросил писатель, окончательно отводя подозрение от себя.
Тот же глядел на него вполне разумными глазами, внимательно. Во рту с масляными губами вращалась еда.
- Здрасьте, - небрежно кинул Гавриш, ступая вперед и обращая внимание, что бомж, при том, даже не шелохнулся.
«Опасен! - подсказывало изнутри, - Такие люди имеют выдержку, А как надо - нож в спину! Даже не моргнут»
- Вы дверью не ошиблись? – полуиронично, изумляясь своему голосу, задался писатель. И ему пришло на ум: не слишком ли он часто двигается в отличии от выдержанного гостя-бомжа?
Но вот и бомж "шелохнулся", он будто изучал сначала поведение хозяина, а потом и сам реагировал, ответил ровно, однако, без излишеств:
- А никаких дверей больше и нет. Только эта и была..
- Ну, да, ну да…- пробубнил себе под нос Гавриш, соображая, что же делать дальше.
И не переставая удивляться собственному проявлению. Вот брови теперь его расправились и разлетелись широко по лбу чайками.
- Я, - пробасил бомж еще тверже, уверенней, - в общем-то ненадолго.
Гавриш туго откашлялся, кивнул.
«Понятное дело, мол, что ненадолго». Подер пальцами лоб, заодно, чтобы совместить брови.
- Я-э-э, - продолжил, тем временем, другим чуть смягчившимся голосом, оттаявшим, полупьяным, - я э-этот… гражданин.
Гавриш уставился на бомжа.
"Этаким тембром владеет... Артист".
- Что? - Кратко выкинул писатель.
Бомж ступил два шага вперед. Писатель ощутил, как уши его вспыхнули вновь и погасли. А сам он оцепенел. Чувствовал, как рука в судороге схватилась за что-то.
Бомж так же ровно двумя шагами, и не оглядываясь, дал назад.
- Я гражданин сего государства, - заговорил он быстро, и также мимикрируя под писателя, но, не понимая еще сути того.
Гавришу тут же на свету увиделись бомжа большие волосатые уши.
- Я право имею, - утверждал тот, шлепая губами, - переночевать, э-э, хоть одну... ночь у такого же гражданина, как и я.
В его подернутых глазах будто слезой блеснуло.
"Артист, подлец! Точно артист! "
- Сегодня ночь ожидается холодной.- Продолжал бомж, укладывая огромную ладонь на соседний с ним столик и бесцеремонно прямо глядя в меняющееся лицо писателя, - Облака снизу идут и вороны, кха-кха (он откашлялся, едва успевая подннести кулак ко рту) вьются к ненастью. Верно говорю.