Папа прокашлялся, поправил очки и заговорил первым:
– Изабель, мы не думаем о людях плохо, пока они не дали нам повод так считать, – в мягкий отцовский тон добавилась толика осуждения, а я отчего-то разозлилась.
Я не успела рассмотреть второго вервольфа, но мне хватило взгляда первого. Хищного, жадного, жестокого. Ну точно криминальный элемент. Я только в кино преступников видела, да и откуда им взяться в Лысой бухте? А у братьев Рамирес будто на лицах написано, что они опасны.
– Они не люди, – напомнила я. – Волки.
– Тем не менее они нам ничего не сделали, – поддержала папу мама.
– Пока, – пробормотала я и добавила громче: – Я так понимаю, что за мелочи не выгоняют из стаи.
– А с чего ты вообще взяла, что их выгнали из стаи? – вклинилась Мирабэль, вперив в меня осуждающий взгляд.
– Дедушка же сказал.
– Нет, ты, – указала на меня вилкой сестра. – Дед не про братьев Рамирес говорил, а в принципе.
Да, немного неловко получилось. Но я не собиралась отказываться от своего мнения.
– Согласитесь, что это очень странно – встретить в Лысой бухте вервольфов? Словно они что-то скрывают. И они мне не понравились.
– Ты с ними даже не разговаривала, – рассмеялась Мира, только сильнее подчеркивая мое дурацкое положение. А вот папа отнесся к моим последним словам серьезнее:
– Просто не понравились, Изабель? Или ты что-то… почувствовала?
Если бы можно было привлечь ко мне больше внимания, то он это сделал. Потому что все перестали есть и затаили дыхание.
Дело было в том, что женщины в папином роду были что-то вроде гадалок. Только не таких, какие на ярмарках со стеклянными шарами и картами сидят и обещают рассказать твое будущее за пару монет, а взаправду. Они по-настоящему видели будущее, могли предсказать болезнь или смерть. Страшный дар, между прочим. Который чуть не передался мне по наследству. В детстве было подозрение, что я все-таки унаследовала бабушкину способность: я всегда выигрывала в прятки, угадывала, когда к нам должны заглянуть гости. Но потом оказалось, что я просто умная. И удачливая немного. Никаких видений у меня не было.
А если бы и были, ни за что бы в этом не призналась! Я и так выделяюсь среди сверстников, потому что ношу жуткие очки.
– Просто не понравились, – подтвердила я.
Мирабель подобные разговоры не любила. Наверное, считала, что я перетягиваю на себя все внимание с нее, такой исключительной. Поэтому поспешила перевести тему:
– Скажи, дедушка, а вервольфы все красавчики?
– Красавчики?
– Ну да. Братья Рамирес нереальные…
Я была ей благодарна и предпочла дальше молчать. Но на папу моя тактика не сработала, он отыскал меня на кухне, где я мыла посуду – сегодня как раз была моя очередь.
– Все в порядке, совенок?
– Конечно, пап, – ответила я, намыливая тарелки. – Есть сомнения?
– Мне показалось, что появление в Лысой бухте вервольфов тебя взбудоражило.
Взбудоражило. Это слово не передавало и сотую долю того, что я почувствовала при нашем столкновении. Да и какое столкновение? Мы их издалека видели, а меня всю уже перетрясло. Но не признаваться же в этом отцу? Я сама себе с трудом в этом признаюсь.
– Они всех взбудоражили, – беззаботно рассмеялась я.
– Ты не все, совенок.
– Знаю, папа, – обернулась и посмотрела на него с искренней благодарностью. – Спасибо тебе за заботу. Я, наверное, испугалась, – призналась нехотя. – Они просто другие.
– Это не делает их ужасными.
– Что правда, то правда. Не волнуйся, твоя дочь не вошла в ряды итибров, и, Владыка упаси, не считаю, что волкам на нашей планете не место.
– Меня это радует, – рассмеялся папа. – Ты должна дать вервольфам шанс.
– Дам, если пересекусь с ними до их отъезда. Что-то мне подсказывает… Не дар! Просто интуиция, что они очень быстро заскучают в Лысой бухте.
Я надеялась, что ничего и никому давать будет не нужно, но уже на следующей день столкнулась с одним из Рамирес вновь.
Глава 4.2
Дождь продолжал лить как из ведра, но мы к этому уже привыкли. К тому, что дела можно делать и в такую погоду. Например, надев ярко-оранжевый дождевик и резиновые сапоги по колено. Мама действительно отправила меня за цыплятами, точнее, нас с Мирой, но сестра почти сразу свернула на другую улицу – ускакала к своей подружке, чтобы вместе следить за вервольфами. Мне это не нравилось, но моего мнения она не спрашивала. Да и взрослая уже девочка! Ей зимой восемнадцать исполнилось. Как говорит тетка Марисиэла, в этом возрасте можно уже замуж. На мои двадцать тетушка лишь вздыхала и советовала не выдавать это страшное число. По мне так, во-первых, разница была небольшой, а во-вторых, все в Лысой бухте прекрасно знали друг друга, и о том, сколько кому лет. Впрочем, мне никто не нравился настолько, чтобы рассматривать его в качестве будущего мужа. На мужчин я смотрела… ну как на мужчин. Это Мирабэль в каждом видела потенциального ухажера. Даже в вервольфах.