— Вот я и говорю, что ты хренов нацик.
— Грачидзе, иди на хутор бабочек ловить. Просто мне не нравится, что мы у себя дома стесняемся быть собой.
Сбоку послышался звон бьющихся бутылок, девичий визг «Не трогайте его!» и что-то нарочито-гневно бубнящий низкий голос.
— Вот и твои братья-фашисты, — сказал Грач. — Легки на помине
— Кто? — удивился Виктор.
— Гомсомол, мать их. Защитники морального здоровья нации.
— Какой гомсомол? — Виктор удивился ещё больше.
— Вик, ты со своим дипломом совсем оторвался от земли, — заговорил Жека, который до того, посмеиваясь, слушал шутейные препирательства друзей. — А это дерьмо у нас с мая. Не гомсомол — это их так прозвали — а горсомол, «Городское сообщество молодёжи». Стайка бычков в двадцать рыл, может, чуть больше. Типа независимое общественное движение, молодёжь за всё хорошее против всего плохого, вот только все знают, что их крышует губер, без его разрешения они бы пикнуть не смели.
— И что этот… гомсомол делает? — спросил Виктор.
— Ходят по улицам, докапываются до людей, кто курит или пьёт в неположенном месте. Если их не слушают, могут сигарету залить из опрыскивателя, а бутылку отнимают и в помойку. Снимают это на видео и выкладывают на ютуб.
Виктор хмыкнул.
— И вправду, я отстал от жизни, за молодёжной модой не слежу. С апреля у меня диплом, диплом и больше ничего. А что же «Слоббо» о них не писал?
— Х-ха! — фыркнул Грач. — Орион Плахота хотел внедриться к ним, сделать расследование. Говорил, мне даже гонорар не нужен, напишу за идею, хочу этих уродов раскатать по полной. Но ты же сам завещал, чтобы никакой политоты, так? А мы чтим заветы отца-основателя…
— Ещё могут подойти к парню с серьгой или цветными волосами, к девушке в короткой юбке и сделать замечание. Мол, вы позорите наш славный город, — продолжал Жека. — И не отвяжутся, пока человек на камеру не пообещает «исправиться».
— Их часто бьют? — осведомился Виктор.
— Они дебилы, но не совсем, — сказал Жека. — Ходят по пять-шесть особей и цепляются обычно к тем, кто не может вломить. К тому же они формально правы, сейчас запрещено пить-курить где попало. Хотя всем понятно, если взрослый человек после работы выпьет на улице ноль-три пива и выкурит сигаретку, мир не рухнет. Но это…
— Ребят, ну их! — Алина стала дёргать за рукава Жеку и Виктора. — Хотели же в клуб. Посидели — и пойдём…
Виктор усмехнулся.
— Побежим, роняя тапки, от каких-то недоносков?
Тем временем трое «недоносков» затормозили возле афробарабанщиков, а ещё пять-семь неторопливо приблизились к четверым друзьям.
«Гомсомольцы» были все, как на подбор, коротко стрижеными плотными парнями немного за двадцать. На всех были чёрные футболки с гербом города (на малиновом поле каменная баба, а над ней — рука, охватывающая сноп колосьев), на головах — кубанки, за поясами — нагайки.
— Мир вам! — с натужной радушностью произнёс приземистый, бокастый парень с ваххабитской бородкой. — Вот так, как вы, нехорошо сидеть. Люди захотят сесть, как полагается, на сидение, а вы его испачкали…
Алина дёрнула Виктора за рукав. Он похлопал её по руке.: всё в порядке.
— Что ещё? — спокойно, так что издёвка почти не слышалась, спросил Виктор.
— Вы, я вижу, употребляете, — продолжал бородач. — Это запрещено.
— В Российской Федерации нет сухого закона, — в том же тоне ответил Виктор.
— Вы употребляете алкоголь в общественном месте, — не унимался ревнитель нравственности. — Это — административное правонарушение. Покиньте общественное место или уничтожьте алкогольный напиток.
— Да чтоб тебя! — неожиданно рассмеялся Виктор. — Чмоня, это ведь точно ты! — Он ткнул пальцем бородатого в грудь. — А я сразу и не узнал! Богатым будешь!
— Молодой человек, не надо махать руками, иначе мы будем вынуждены вас успокоить! — спокойно, но с угрозой сказал бородач.
— О, посмотрите на него! — продолжал Виктор. — Меня не узнаёт! Ты же Чмоня-второгод! Первый алкаш класса. Ты в седьмом классе в школу с похмелюги заваливался! А помнишь, как ты не мог сесть, потому что отчим тебя выпорол?
Алина, хотя и была напугана, расхохоталась.
— Ты его знаешь? — удивился Жека.
— Вместе в школе учились. Знакомьтесь: Сашка Иванов, олсо ноун эз Чмоня. Все в школе его так звали, даже учителя между собой. Общий шут был — придурок, дрыщ и потомственный почётный зюзя. А сейчас и не узнать… Ладно, Чмоня, послушай старого однокашника, я тебе кое-что объясню. Вы, парни, не понимаете, где находитесь. Это «Метросад». Здесь с лохматых времён такое правило: живи и давай жить другим. Мой вам совет: или не мешайте людям, или топайте отсюда по-хорошему. Ваши морды не вписываются в здешний пейзаж.
— Молодые люди, вы ведёте себя неадекватно, мы будем вынуждены применить к вам…
Что именно бородатый Чмоня хотел применить, осталось тайной, его пафосная речь завершилась сдавленным визгливым воплем. Он попытался заломить Виктору руку, но медиамагнат и дипломированный химик ловко освободился из захвата, а в следующую секунду борец за нравственность получил в глаз.
Виктор не занимался боевыми искусствами и дрался нечасто, но, когда требовалось, его крепкие сухие мышцы легкоатлета работали, как пружины, и он бил резко и результативно. Так случилось и в этот раз.
Не дав врагам времени опомниться, Виктор выдернул из-за пояса Чмони нагайку и крест-накрест хлестнул ближайшего к нему «гомсомольца» по толстым ляжкам, обтянутым камуфляжными штанами.
Опоясанный нагайкой заверещал и неуклюже шарахнулся в сторону, прочие «гомсомольцы» тоже подались назад. Ситуация была явно нештатная. Кто-то, поспешно отступая, сбил с ног оператора, и тот с ругательствами опрокинулся на землю.
— Запорю, быдло! — рявкнул Виктор голосом гневного барина, у которого псарь Савоська обкормил лучшего гончака несвежим мясом и сорвал охоту, на которую был зван сам предводитель дворянства.
— Вик, Вик, пошли! Ну их! — Друзья в шесть рук ухватились за него.
Четвёрка покинула «Метросад» довольно быстро, но позорное бегство их манёвр никак не напоминал. «Гомсомольцы» не преследовали своих обидчиков. Судя по звукам, доносившимся из полутёмного сквера, неформальная молодёжь не прониклась ценностями моральной чистоты и принялась втолковывать незваным гостям правила поведения в «Метросаде».
…Было полпятого утра. Виктор, Грач и Алина, похохатывая, выходили из «Жестяного Крокодила». Жека потерялся где-то в «Лимассоле», пытаясь склеить пьяненькую молодую чиновницу из мэрии и её страшную подружку. Алина откровенно висла на Викторе и всем видом являла готовность поехать к нему на афтепати.
Возле зелёного «камри» их поджидали трое крепких молодых парней в штатском.
— Ветров, Виктор Сергеич? — один из троицы шагнул навстречу Виктору.
— Это я, — сказал Виктор. — В чём дело?
Незнакомец отработанным движением вытащил из кармана красную книжечку, раскрыл перед лицом Виктора.
— Старший лейтенант Морозов. Ты арестован.
— Чё за х-ня? Старлей? — развязно поинтересовался Грач.
— Ты и ты! — офицер ткнул в Алину и Грача. — Отошли! Отошли, а то упакуем, алкашня сраная! Ветров, стать к машине, руки на крышу! Дёрнешься — считай, статья за нападение на сотрудника у тебя в кармане.
— Всё в порядке, ребята, — спокойно сказал Виктор.
— Колюще-режущие предметы, огнестрельное оружие, наркотики?
— Только то, что ты подкинул.
— Шутничок? — Старлей незаметно, но сильно ткнул Виктора пальцем в правый бок. — Дошутишься. Ты при свидетелях обвинил сотрудника милиции в должностном преступлении. Счас впишем это в протокол, и считай, что на двуху уехал… Стой смирно, тварь, а то…
Что «а то», старлей не придумал.