Чужие руки сильно и умело, притом не слишком усердно, а как-то брезгливо, охлопали Виктора.
— Так. Встаём. Руки за спину!
Виктор почувствовал холод стальных браслетов на запястьях, отсекающий его от диплома, клубов, «Слобо», Алины, новенького «камри» и всего мира свободных людей.
Он понял это, но не почувствовал ни страха, ни горечи.
— За что вы его? Что он сделал? — донёсся с другой стороны отчаянный крик Алины.
Старлей не соизволил ответить, а двое в штатском уже усаживали Виктора в полицейскую легковушку. Один из двоих пересел на водительское сиденье, рядом разместился старлей, над головой ревнула мигалка, и Виктор поехал в самое длинное приключение.
* * *
— …имеются основания полагать, что обвиняемый может скрыться, уничтожить улики, оказать давление на потерпевших и свидетелей, а также иным способом воспрепятствовать объективному расследованию уголовного дела, на основании чего суд не усматривает оснований согласиться с доводами обвиняемого и его защитника о возможности избрания обвиняемому меры пресечения, не связанной с лишением свободы…
Виктор слушал судейское бормотание вполуха. Он знал, что его ждёт. Адвокат (ребята молодцы: не выходя из похмелья, подсуетились и наняли ему хорошего адвоката — не эффектного краснобая из голливудских фильмов, а старого, совковой выделки, бывшего следака, имеющего выходы на других следаков, экспертов, прокуроров, судей и прочие винтики карательной системы) откровенно сказал: закроют до суда. Статья двести тринадцатая, часть вторая, «хулиганство группой лиц» — считается тяжкой. Виктор недоумевал, откуда взялась группа: его друзья в стычке с «гомсомольцами» участвовали только в качестве зрителей. Но потом он узнал, что борцов за нравственность побили фаерщики — кулаками и палками-стаффами, из которых они делали факелы для жонглировки. Самый зрелый фаерщик был моложе самого юного нагаечника, однако на стороне неформалов был численный перевес. «Гомсомольцы» в беспорядке отступили, но тут явилась кавалерия из-за холмов — полицейский патруль. Они схватили двух поддатых фаерщиков, а найти Виктора, который засветился на камере у оператора, не составило труда.
Он равнодушно смотрел перед собой, думая о том, что прежняя жизнь закончилась. Родительский дом — старинная крестовая изба на перекрёстке Автопромышленной и Щорса, с огуречным парником и портретом прапрадеда Аристарха Платонова в гостиной, который материнская родня берегла весь бурный двадцатый век. Пот и азарт тренировок, лекции в гулких аудиториях и уксусный запах институтских лабораторий, детский восторг при виде шестизначной цифры недельного дохода в админке. Девушки — их было немало, можно сказать — много. Большинство он помнил отрывочно. Смазливые юные личики, европейские или с монголинкой, пепельные, блондинистые, чёрные с кудрями, крашеные (на рыжих ему не везло, о чём он очень жалел: говорят, рыжие страстные и прикольные), груди, ноги, попы… Алина, конечно, была на особом счету, но она — свой парень. Всё это осталось там, позади, отсечёное холодными наручниками и равнодушным бормотанием судьихи, для которой Виктор и его мир был очередным делом в папке. Начинается новая жизнь, и в ней следовало разобраться…
Покорной и вязкой глины ком
— Кого-нибудь ещё ждём? — спросил длинноволосый усатый парень неопределённого возраста — между четвертаком и сорокетом.
— Да нет, наверное, — ответила Лидия. — Давайте начнём. Для начала познакомимся. Если кто-то забыл, меня зовут Лидия Энгельгардт, мы с вами будем заниматься керамикой. Я научу вас всему, что знаю и умею сама. Все необходимые материалы — керамические массы, инструменты, формы, глазури, ангобы, пигменты — обеспечу я. Обжигать буду здесь, у меня тут в подвале установлена муфельная печь. Если у кого-то возникнет желание посмотреть, как она работает — милости прошу. От вас же ничего не требуется, кроме хорошего настроения и желания создавать. Оплачивается каждое занятие в отдельности, хотя, если кому-то удобно, можно оплатить сразу несколько занятий. И ещё… Если кто-то после нашего курса решит заняться керамикой всерьёз — это будет для меня лучшим подарком.
Будущие керамисты — пять дам от пятнадцати до пятидесяти с лишним лет и волосатый парень — слушали её и рассматривали расставленные на полке вазы, кружки, свистульки и скульптуры, которые когда-то обрели форму под её руками.
«Расслабься, — в сотый раз напомнила она себе. — Ты не училка, не лектор, не тренер, и не студентка на защите диплома. Люди пришли, чтобы посидеть, пообщаться и полепить всякие безделушки в своё удовольствие. Ты не обязана рвать задницу, чтобы они действительно чему-то научились. Учатся в школах, в институтах и на всяких дурацких курсах, а у тебя — гончарные посиделки»…
— Здесь, в клубе, мы будем лепить вручную и с помощью некоторых инструментов. Желающие попрактиковаться на гончарном круге могут записаться на индивидуальное занятие у меня дома.
— Сколько это стоит? — спросила коротко стриженая блондинка.
— Полторы тысячи за два часа. Чуть больше, чем групповое занятие. Дело в том, что гончарный круг у меня только один, а нас уже шестеро…
— Уже семеро, — перебил её хрипловатый баритон от двери. — Здравствуйте. Простите за опоздание…
При появлении опоздавшего две девицы непроизвольно поправили причёски и загадочно улыбнулись, а лектор судорожно сглотнула.
Это был мужчина лет тридцати, роста достаточно высокого, чтобы не производить впечатление дылды, с широкими плечами, размах которых зрительно подчёркивал синий пиджак — вновь прибывший носил его с белой рубашкой и модно потёртыми голубыми джинсами. У него были густые тёмно-русые волосы, уложенные на прямой пробор, а глаза скрывали очки с дымчатыми стёклами.
Лидия усилием воли отвела взгляд от ямочки на подбородке вновь прибывшего и вернула себе управление.
— Здравствуйте, — сказала она. — Не беспокойтесь, мы пока ещё ничего не делали. Я — Лидия.
— Дмитрий, — представился синий пиджак.
— Очень приятно. Простите, Дмитрий, в следующий раз советую вам одеться попроще.
— ???
— Будет жаль, если вы запачкаете свой костюм. У нас, керамистов, грязная работа.
— Да-да, конечно. Я просто прямо с работы. Должен был заехать домой и переодеться, а тут нас сорвали на срочное заседание. Два часа переливания из пустого в порожнее…
— Ну, наверное, не совсем их пустого в порожнее…
— Увы, — Дмитрий развёл руками. — Именно так.
— Ничего. Берите стул, подсаживайтесь, вливайтесь в наш маленький союз.
Она рассказывала и показывала, как разминать керамическую массу, как раскатывать её на столе скалкой, как вылеплять из бесформенного комка чашечку, и ловила себя на том, что постоянно смотрит на Дмитрия. Да не просто смотрит, а пялится. Дмитрий тоже замечал её взгляды, но, кажется, относил внимание преподавательницы на счёт своей неловкости. Глина в его руках то и дело пересыхала от усердного катания и трескалась, он добавлял воды, но единственное, чего добился — это изгваздал рукава, хотя предусмотрительно засучил их по локоть. Лидия усилием воли заставляла себя не уделять внимание Дмитрию больше, чем остальным.
В группе быстро выделились лидеры: длинноволосый и коротко стриженая полноватая блондинка, чуть старше преподавательницы. У них довольно быстро получились кружечки с претензией на изящество. Лидия показала, как скатать колбаску из керамической массы, которая станет ручкой будущей кружки, как сделать шликер, как нанести его на место, где ручка примыкает к кружке, где нужно сделать деревянной спицей тонкую насечку.
— Йес-с! Готово! — воскликнула блондинка, любуясь своим творением.
— Отлично! — похвалила Лидия. — Хотите что-то ещё попробовать?
— Конечно. Время ещё есть?
— Ещё час, — сказала Лидия. — Можно попробовать лепку из шнурков. Друзья, если кто-то хочет кушать — там, в коридоре, кулер и пакетики с чаем, а я прихватила коробочку рханого печенья.