Выбрать главу
ля­суна, в бу­бен­цах и раз­ве­ва­ющих­ся лос­кутках. Ар­ле­кин и Ко­лом­би­на обу­чили но­вич­ка, как зав­ле­кать пуб­ли­ку и от­пля­сывать на сце­не, а ос­трый язык Бу­рати­но да­рова­ла при­рода. Он стал од­ним из бро­дячих цир­ка­чей, но не смог оту­чить­ся от при­выч­ки со­вать нос не в свое де­ло. Ког­да из фур­го­на Док­то­ра до­нес­ся при­душен­ный вопль, он вздрог­нул, вы­ронив очи­щен­ную кар­то­фели­ну. - Ес­ли ты не бу­дешь, я ее съ­ем, - с го­тов­ностью пред­ло­жил Муч­чо, схва­тив рых­лый ша­рик и стря­хивая с не­го грязь. Ух­мыль­нул­ся, за­пихи­вая кар­то­фели­ну в рот, об­ве­ден­ный яр­кой крас­ной по­мадой. - Б-бе­ри, - Бу­рати­но по-преж­не­му ко­сил­ся че­рез пле­чо на тем­ный фур­гон. Тот чуть по­качи­вал­ся из сто­роны в сто­рону, пос­кри­пывая ржа­выми рес­со­рами. - Ч-что он там с ним д-де­ла­ет?.. - Ле­чит от сце­ничес­ко­го за­ика­ния, - хи­хик­нул Пуль­чи­нел­ла. - Не об­ра­щай вни­мания, - Ко­лом­би­на за­кон­чи­ла во­зить­ся с нит­ка­ми и иг­лой, бро­сив по­чинен­ны­ми шта­нами в Ска­рамуч­чу. Под­ня­ла гла­за - пе­чаль­ные, тем­ные, не вя­зав­ши­еся с об­ра­зом раз­битной крив­ля­ки-жон­глер­ки, ли­хо сту­чащей каб­лу­ками в во­рохе пес­трых юбок. - Мы ак­те­ры, он - вла­делец и хо­зя­ин на­шего ба­лага­на. - Но ведь он лу­пит Пь­еро! - Бу­рати­но ткнул в сто­рону фур­го­на. - Ни за что! Пь­еро хо­рошо иг­рал се­год­ня, не мям­лил, пуб­ли­ка бы­ла до­воль­на! А он бь­ет его! И вче­ра из­бил! И треть­его дня!.. - Мож­но по­думать, твоя род­ня но­силась с то­бой, как с пас­халь­ным яй­цом. Пы­лин­ки с те­бя сду­вала, - хо­лод­но бро­сила Маль­ви­на. Она поб­резго­вала вы­тащен­ной из зо­лы кар­тошкой, хо­тя Ар­ле­кин нес­коль­ко раз нас­той­чи­во пред­ла­гал ей по­ужи­нать. Да­же очис­тил клуб­ни и сло­жил на та­рел­ку, но прек­расная пе­вица от­тол­кну­ла ее. За­то Пуль­чи­нел­ла не­мед­ля вце­пил­ся в от­вер­гну­тое под­но­шение и то­роп­ли­во за­чав­кал, по­ка не от­ня­ли. - Э-э... - Бу­рати­но рас­те­рял­ся. У дя­дюш­ки Фри­ца ру­ка то­же бы­ла тя­желая, осо­бен­но пос­ле двух-трех сто­пок па­лен­ки. Ес­ли Аль­ке не­вов­ре­мя по­падал­ся ему на гла­за, дядь­ка мог и чер­па­ком по спи­не об­ласкать, и са­погом за­пус­тить. Вот толь­ко дя­дя Фриц ко­лотил пле­мян­ничка зас­лу­жен­но. Ког­да тот бе­доку­рил, или не ис­полнил по­ручен­но­го, или бе­гал с друзь­ями на реч­ку вмес­то то­го, что­бы по­могать по хо­зяй­ству. Все бы­ло прос­то и по­нят­но. Но здесь... здесь, в этом кро­хот­ном мир­ке, где оби­тали пар­ни и дев­чонки Док­то­ра Ка­раба­са, все бы­ло неп­ра­виль­но. Все на­выво­рот, на­из­нанку. Пь­еро пос­ле взбуч­ки дол­жен был злить­ся, чес­тя му­чите­ля на все ла­ды и су­лясь отом­стить. Но, вы­пол­зая из фур­го­на на по­лусог­ну­тых и ути­рая за­литое сле­зами ли­цо, Пь­еро - бе­лый шут улы­бал­ся. Смут­но, рас­те­рян­но и слад­ко, ров­но иду­щая под ве­нец не­вес­та в бе­лом платье. Они бы­ли стран­ны­ми, эти бро­дячие ак­те­ры. Не­понят­ны­ми. Не­похо­жими на зна­ком­цев и род­ню Аль­ке Шмид­та. В них бы­ло что-то неп­ра­виль­ное, слов­но не­ког­да жизнь на­пяли­ла на них пес­трые мас­ки - и ли­чины на­мер­тво при­рос­ли к ко­же. Док­тор нас­тро­го зап­ре­тил им вос­по­минать свои преж­ние име­на, да­же за­икать­ся о них про­меж се­бя. Толь­ко - Ар­ле­кин, Ска­рамуч­чо, Ко­лом­би­на, Пь­еро и ни­как ина­че. На­руши­теля жда­ло на­каза­ние - и зах­лопнув­ша­яся за спи­ной дверь фур­го­на ди­рек­то­ра те­ат­ра. Пуль­чи­нел­ла, изоб­ра­жав­ший на пред­став­ле­нии вра­ча-шар­ла­тана, ва­рил в ко­тел­ке во­нючие нас­тои и пу­гал всех рос­сказ­ня­ми про не­ведо­мые жут­кие бо­лез­ни. Ар­ле­кин и ры­жий па­яц Муч­чо пос­то­ян­но де­лали друг дру­гу па­кос­ти, за­совы­вали шу­тихи в са­поги, под­ри­совы­вали но­чами уг­лем усы и дра­лись на де­ревян­ных ме­чах. Ког­да Маль­ви­на вновь и вновь про­гоня­ла Ар­ле­кина, тот но­чами ук­радкой за­пол­зал в фур­гон к Муч­чо. Бу­рати­но ра­зок под­гля­дел за ни­ми: пар­ни ва­лялись на дра­ном мат­ра­се, об­жи­ма­ясь и тис­ка­ясь, за­пус­кая ру­ки друг дру­гу в шта­ны. Ко­лом­би­на, слов­но за­веден­ная, пов­то­ряла: "Это не мое де­ло", и от­во­рачи­валась, пря­чась за лох­ма­той грив­кой. Бу­рати­но под­ме­тил, что в ле­вом ру­каве она тас­ка­ет нож в прис­тегну­тых к ру­ке нож­нах. Дру­гой нож она пря­тала в склад­ках юб­ки. Пе­вица Маль­ви­на зли­лась на всех без ис­клю­чения. По­рой эта кра­сивая над­менная дев­чонка на по­роге прев­ра­щения в юную жен­щи­ну сма­хива­ла на ста­рую, вы­жив­шую из ума баб­ку из го­род­ка Аль­ке - ту, что бе­гала за мо­лоды­ми пар­ня­ми. Ста­руха брыз­га­ла слю­ной из без­зу­бого рта, скри­пуче вык­ри­кивая од­ну и ту же фра­зу: "Же­нить­ся су­лил! Же­нить­ся су­лил!". Маль­ви­на с ее под­жа­тыми гу­бами и го­лубы­ми куд­ряшка­ми на­поми­нала пе­ребор­чи­вую не­вес­ту, ко­торой в мужья ник­то не гож, а про­меж ног зу­дит да че­шет­ся. Док­тор Ка­рабас ни­кого не под­пускал к Маль­ви­не - ни ак­те­ров, ни зри­телей. Ес­ли Док­тор уво­дил ее по­рой в фур­гон, то вы­ходи­ла она от­ту­да преж­ней - в чис­тень­ком платье, ак­ку­рат­но при­чесан­ной и ни­чуть не зап­ла­кан­ной. Толь­ко гла­за блес­те­ли су­хо и ярос­тно. А еще был Ар­те­мон. От это­го ти­па Бу­рати­но все­ми си­лами дер­жался как мож­но даль­ше. Па­ренек днем и ночью рас­ха­живал в жи­лет­ке и шта­нах со­бачь­ей шер­сти, с ошей­ни­ком на шее. Он ку­выр­кался на сце­не и хо­дил на зад­них ла­пах, а вне сце­ны - не раз­го­вари­вал, толь­ко вор­чал, ску­лил и ла­ял, впрямь по­лагая се­бя псом. Не­люби­мым и за­пар­ши­вев­шим, ко­торо­го пи­на­ют ми­мохо­дом - и ми­мохо­дом же швы­ря­ют кос­точку, вспом­нив, что на­до бы по­кор­мить со­баку. Взгляд у Ар­те­мона был ис­ка­тель­но-ту­пова­тый, он под­ли­зывал­ся ко всем под­ряд, от­да­вая яв­ное пред­почте­ние Пь­еро. Не­весть по­чему Бу­рати­но бо­ял­ся Ар­те­мона. Как опа­сал­ся сво­ры по­сел­ко­вых ша­вок, за­ливис­то бре­хав­ших из бурь­яна на лю­бого про­хоже­го. Кто зна­ет, что мо­жет стук­нуть в со­бачью го­лову? Сей­час он ла­ет, а спус­тя миг вопь­ет­ся зу­бами в но­гу и раз­де­рет в клочья. Та­ким был ка­раван­чик Док­то­ра Ка­раба­са. Три фур­го­на, муж­чи­на и под­рос­тки, ра­зыг­ры­ва­ющих на яр­марках не­муд­ре­ные пред­став­ле­ния с фо­куса­ми для ма­лоле­ток и пляс­ка­ми. Кто-то, по­доб­но Бу­рати­но, сбе­жал из до­ма, от ни­щеты, по­бо­ев и не­посиль­но­го тру­да на фаб­ри­ке. Кто-то, по­доб­но Ко­лом­би­не, ро­дил­ся в опил­ках цир­ко­вой аре­ны, не ве­дая иной учас­ти, кро­ме как стать улич­ным ак­те­ром. Маль­ви­ну и Пь­еро, ес­ли ве­рить слу­хам, Док­тор свел из при­лич­ных се­мей­ств. Из ка­мен­ных до­мов, где зав­трак по­дава­ли на фар­фо­ровых та­рел­ках. Где бо­гатые па­пень­ка с ма­мень­кой да­рили лю­бимым ча­дам на Рож­дес­тво и Пас­ху нас­то­ящих по­ни и го­воря­щих ку­кол в шел­ко­вых плать­ях. Те­перь у бег­ле­цов не бы­ло кры­ши над го­ловой, но ни тот, ни дру­гая ни­ког­да не за­ика­лись о по­терян­ной род­не. Им бы­ло хо­рошо здесь. В ба­лаган­чи­ке они чувс­тво­вали се­бя на сво­ем мес­те. Здесь на ужин бы­ла во­рован­ная жа­реная кар­тошка без со­ли, и гос­по­дин Ка­рабас щед­рой ру­кой раз­да­вал юным по­допеч­ным тя­желые оп­ле­ухи. Здесь они об­ре­ли се­бя. Зад­няя двер­ца фур­го­на при­от­кры­лась. Мель­кну­ли те­ни, Док­тор од­ним раз­ма­шис­тым дви­жени­ем выш­вырнул на­ружу ску­ляще­го Пь­еро. Тот по-жабьи шлеп­нулся в лу­жу, не­ук­лю­же раз­вернул­ся и по­полз об­ратно. - Пшел вон! - ряв­кнул Док­тор. - Сно­ва су­нешь­ся - прибью! Вы, ме­люз­га, цыц там! По­гал­де­ли - и бу­дет. Марш спать, зав­тра даль­ше по­едем... - он с под­вы­вани­ем зев­нул и скрыл­ся внут­ри. Круп­ный муж­чи­на с взъ­еро­шен­ной чер­ной бо­родой, в за­мас­ленной и по­ношен­ной кур­тке крас­ной ко­жи с чер­ны­ми встав­ка­ми. Он груз­но и уве­рен­но сту­пал по жиз­ни мас­сивны­ми са­пога­ми с фес­тонча­тыми от­во­рота­ми, во­лоча сле­дом стай­ку под­рос­тков. Стай­ку по­терян­ных душ, ко­торым он стал са­моз­ва­ным пас­ты­рем. Хны­ча, Пь­еро при­тащил­ся к кос­тру и шлеп­нулся на по­вален­ное брев­но. Ко­лом­би­на су­нула ему чис­тую тряп­ку, Муч­чо - мис­ку с кар­тошкой. Пь­еро не за­метил ни то­го, ни дру­гого, про­выв в тем­ное не­бо: - По­чему-у? - По­тому что по­тому, - вы­соко­мер­но про­цеди­ла Маль­ви­на. - По­тому что не зас­лу­жил бОль­ше­го. - Маль­ва, да зат­кнись ты, - бур­кнул Ар­ле­кин. - Те­бе и то­го не све­тит. - Ей не нуж­но, она со­суль­ка­ми про­бав­ля­ет­ся! - по-же­ребячьи зар­жал Пуль­ча. Из сво­его убе­жища боч­ком выб­рался Ар­те­мон, по­пытал­ся свер­нуть­ся под но­гами. Пуль­ча ми­мохо­дом пнул его по крес­тцу. Пес зас­ку­лил, и Бу­рати­но не вы­дер­жал: - Хва­тит! Ос­тавь его в по­кое, он во­об­ще умом убо­гий! - Кто убо­гий, он? - сос­тро­ил удив­ленную ро­жицу Пуль­чи­нел­ла. - Да он по­ум­нее про­чих бу­дет! Сло­ва не вы­гово­рит, за­то брю­хо всег­да на­бито и зад­ни­ца в мы­ле! Он хо­рошо ус­тро­ил­ся, на­ша суч­ка, вер­но? И ни в чь­ей жа­лос­ти не нуж­да­ет­ся. Вер­но, псин­ка? - он сно­ва пнул пар­ня-со­баку. - Вот что ему нуж­но. Твер­дая ру­ка, жир­ная кость и плет­ка! - Го­вори толь­ко за се­бя, - впол­го­лоса про­из­несла Ко­лом­би­на. Пуль­ча вски­нул­ся, слов­но ужа­лен­ный осой в се­дали­ще, скри­вил­ся вы­мазан­ны­ми в по­маде и з