пуче выкрикивая одну и ту же фразу: "Жениться сулил! Жениться сулил!". Мальвина с ее поджатыми губами и голубыми кудряшками напоминала переборчивую невесту, которой в мужья никто не гож, а промеж ног зудит да чешется. Доктор Карабас никого не подпускал к Мальвине - ни актеров, ни зрителей. Если Доктор уводил ее порой в фургон, то выходила она оттуда прежней - в чистеньком платье, аккуратно причесанной и ничуть не заплаканной. Только глаза блестели сухо и яростно. А еще был Артемон. От этого типа Буратино всеми силами держался как можно дальше. Паренек днем и ночью расхаживал в жилетке и штанах собачьей шерсти, с ошейником на шее. Он кувыркался на сцене и ходил на задних лапах, а вне сцены - не разговаривал, только ворчал, скулил и лаял, впрямь полагая себя псом. Нелюбимым и запаршивевшим, которого пинают мимоходом - и мимоходом же швыряют косточку, вспомнив, что надо бы покормить собаку. Взгляд у Артемона был искательно-туповатый, он подлизывался ко всем подряд, отдавая явное предпочтение Пьеро. Невесть почему Буратино боялся Артемона. Как опасался своры поселковых шавок, заливисто брехавших из бурьяна на любого прохожего. Кто знает, что может стукнуть в собачью голову? Сейчас он лает, а спустя миг вопьется зубами в ногу и раздерет в клочья. Таким был караванчик Доктора Карабаса. Три фургона, мужчина и подростки, разыгрывающих на ярмарках немудреные представления с фокусами для малолеток и плясками. Кто-то, подобно Буратино, сбежал из дома, от нищеты, побоев и непосильного труда на фабрике. Кто-то, подобно Коломбине, родился в опилках цирковой арены, не ведая иной участи, кроме как стать уличным актером. Мальвину и Пьеро, если верить слухам, Доктор свел из приличных семейств. Из каменных домов, где завтрак подавали на фарфоровых тарелках. Где богатые папенька с маменькой дарили любимым чадам на Рождество и Пасху настоящих пони и говорящих кукол в шелковых платьях. Теперь у беглецов не было крыши над головой, но ни тот, ни другая никогда не заикались о потерянной родне. Им было хорошо здесь. В балаганчике они чувствовали себя на своем месте. Здесь на ужин была ворованная жареная картошка без соли, и господин Карабас щедрой рукой раздавал юным подопечным тяжелые оплеухи. Здесь они обрели себя. Задняя дверца фургона приоткрылась. Мелькнули тени, Доктор одним размашистым движением вышвырнул наружу скулящего Пьеро. Тот по-жабьи шлепнулся в лужу, неуклюже развернулся и пополз обратно. - Пшел вон! - рявкнул Доктор. - Снова сунешься - прибью! Вы, мелюзга, цыц там! Погалдели - и будет. Марш спать, завтра дальше поедем... - он с подвыванием зевнул и скрылся внутри. Крупный мужчина с взъерошенной черной бородой, в замасленной и поношенной куртке красной кожи с черными вставками. Он грузно и уверенно ступал по жизни массивными сапогами с фестончатыми отворотами, волоча следом стайку подростков. Стайку потерянных душ, которым он стал самозваным пастырем. Хныча, Пьеро притащился к костру и шлепнулся на поваленное бревно. Коломбина сунула ему чистую тряпку, Муччо - миску с картошкой. Пьеро не заметил ни того, ни другого, провыв в темное небо: - Почему-у? - Потому что потому, - высокомерно процедила Мальвина. - Потому что не заслужил бОльшего. - Мальва, да заткнись ты, - буркнул Арлекин. - Тебе и того не светит. - Ей не нужно, она сосульками пробавляется! - по-жеребячьи заржал Пульча. Из своего убежища бочком выбрался Артемон, попытался свернуться под ногами. Пульча мимоходом пнул его по крестцу. Пес заскулил, и Буратино не выдержал: - Хватит! Оставь его в покое, он вообще умом убогий! - Кто убогий, он? - состроил удивленную рожицу Пульчинелла. - Да он поумнее прочих будет! Слова не выговорит, зато брюхо всегда набито и задница в мыле! Он хорошо устроился, наша сучка, верно? И ни в чьей жалости не нуждается. Верно, псинка? - он снова пнул парня-собаку. - Вот что ему нужно. Твердая рука, жирная кость и плетка! - Говори только за себя, - вполголоса произнесла Коломбина. Пульча вскинулся, словно ужаленный осой в седалище, скривился вымазанными в помаде и золе губами: - Ой, да что ты говоришь? Ты, значит, не такая? Тогда что ты здесь делаешь? Шла бы в город, на фабрику вязальщицей! Еще служанкой в трактире быть хорошо. Задница в синяках, зато монеты к пальцам сами липнут! - Я актриса, а не шлюха! - танцовщица вскочила, ткнув руки в бока, агрессивно выпятила подбородок. - Я в силах прожить одна! Зато вам всем маменькину юбку подавай, сопли утирать! И папенькин ремень, вы без него дня не проживете! Вот, полюбуйтесь, далеко ходить не надо! - она ткнула пальцем в сгорбившегося Пьеро. - Его смертным боем лупят, а он рад-радешенек! - Врешь ты все, - вступился Муччо. - Сама постоянно твердишь: Доктор наш хозяин, мы - его марионетки. Могла бы жить сама - давно сбежала. Но ведь не убегаешь. - Да без меня вы пропадете, идиоты несчастные! - яростно выкрикнула Коломбина. - Вы же способны только хныкать и жаловаться! - Ха-ха-ха, - отчетливо и раздельно процедила Мальвина, беззвучно приложив ладони друг к другу. - Браво. Бис. Полюбуйтесь на нашу героиню. Ночью боится от костра отойти, а собралась бежать. - Неправда! - яростно выкрикнула Коломбина. Буратино показалось, жонглерка в шаге от того, чтобы вцепиться Мальвине в холеные кудри и вывозить певичку физиономией в грязи. Он рискнул вмешаться: - Ребята, Коломба права. Мы не тряпичные куклы, чтобы вытаскивать нас на время представления и запихивать потом обратно в сундук. Балаган держится на нас, а не на Докторе. Но вся выручка уходит ему в карман. Мы не получаем ничего, кроме пинков и колотушек! Однажды он изобьет Пьеро до смерти и швырнет труп в канаву! И ему за это ровным счетом ничего не будет! Ничего! Вы сдохнете под забором, а Карабас поедет дальше. Украдет взамен другого ребенка! - Он заботится о нас, - тихим, отсутствующим голосом произнес Арлекин. - Пусть бьет, я потерплю. Лучше так, чем сидеть на обочине и надеяться: вдруг они не солгали? Вдруг вернутся, как обещали? Проходит день, другой, третий. Никто не приходит. Ты понимаешь: ты один. Никому не нужный, брошенный, а мир такой огромный... и никому, никому нет до тебя дела. А здесь... - Здесь наш дом, - твердо заявила Мальвина. - Наш, а теперь и твой. Доктор Карабас - наш отец. Он спас нас. Родитель может и должен наказывать скверного ребенка. Так было всегда. Так должно быть. Иначе как научить детей отличать хорошее от плохого? Не спорь. Дети не спорят с родителями. Они слушаются. - Он не мой отец! - огрызнулся Буратино. - Моего отца звали Густавом Шмидтом, он давно на кладбище. Я просто работаю на этого человека. Ты что, не чуешь разницы? Вы все - что, ничегошеньки не соображаете? - он сорвался на крик. - Да вы посмотрите на Артемона, он собственного имени не помнит! Хотите стать такими, как он? Ходить в ошейниках и прыгать на задних лапках? Услышав свою кличку, Артемон задрал морду вверх и робко тявкнул. - Мы погибнем, если убежим, - запинаясь, выговорил Пульчинелла. - А если останемся, Доктор Карабас однажды спьяну измолотит кого-нибудь, - возразил Буратино, ощутив прилив красноречивой убедительности. - Или вытворит чего похуже. Мир страшен, да. Но если держаться друг друга, мы справимся. Давайте запрем его в фургоне и уедем. Пускай ночь. Дорога всего одна, не собьемся. До города десять лиг, я видел указатель на перекрестке. Затеряемся в городе, Доктор никогда не отыщет нас! - А если все-таки найдет? - склонила голову набок Коломбина. - Тогда он разъярится всерьез. Станет лупить нас с утра до вечера и с вечера до утра. Но я... - она сглотнула и сжала кулачки. - Я согласна. - Это глупо! - взвизгнула Мальвина. - Вы всего лишь дети! Если вас не поймает Доктор, вас задержат жандармы. Отберут фургон и отправят в приют! - Можешь оставаться, обойдемся без тебя, - Пульчинелла метко сплюнул на башмачок прекрасной Мальвины. - Арлекин, Муччо, шустро подняли задницы! Пьеро не спрашиваю, его отсюда и воловьей упряжкой не вытянешь. - Н-но я не хочу здесь оставаться, - неожиданно для всех промямлил Пьеро. - Хочу с вами. - Вы не имеете права! Вы не можете убегать! - хорошенькое личико певицы исказила злобная гримаска. - Я... я вам запрещаю! - Да кто ты такая, фря расфуфыренная? - Пульча угрожающе шагнул в сто