Он прав, меня к нему тянет.
И хотя я кричу, возмущаюсь и сопротивляюсь, физически желаю его не меньше, чем он меня.
Какая ж я озабоченная, старая дура! Просто немыслимо.
Я шумно выдыхаю через нос. Комок страсти вокруг нас нова сгущается. И Андрей, конечно же, чувствует это, но убирает руку, отступая. Отвожу глаза в сторону. Молодец. Правильный шаг, трезвое решение.
— Ну вот и все. Теперь нормально. Нельзя заставлять ждать студентов, — комментирует свой поступок Волков.
А я отчего-то ощущаю себя обворованной.
Заглядываю в зеркало. Теперь все нормально. Я могла бы стереть помаду сама, но зачем-то позволила это сделать Андрею. Ну что за каша варится у меня в башке? Ну ведь снова ошибка. Отстраняться надо, как можно дальше. Абстрагироваться по полной, чтобы у него даже мыслей не было закончить начатое.
— Так и не разложила рябину вокруг вазы. — Беру необходимые для натюрморта предметы.
— А я опоздал на физику.
Открываю дверь и, подметив, что в коридоре никого нет, выпускаю его.
— Скоренько иди на пару и помни, что обещал мне.
Смотрю в жадные синие глаза.
— Я ничего не обещал, Жанна Кирилловна, до скорой встречи. — И уходит, закинув лямку рюкзака на плечо.
«Какой еще встречи? Надеюсь, он имел в виду пары».
Хочу крикнуть ему вслед, но понимаю, что опозорюсь еще больше.
И так грудь болит, сердце колотится, ноги ватные, как после трех бокалов шампанского. А еще губы… Они просто горят огнем.
Ладно, все уже в прошлом.
Хорошо, что остановились и поговорили. Он видел мою реакцию и больше не полезет, он же умный парень, не дурак. Понимает же, что у меня ребенок, что я замужем. Вот если бы я стала радоваться, то другой вопрос. А так сразу ясно, что нет. Думаю, все забудется.
Оглядевшись, прижимаю к себе вазу и, закрыв каморку наконец-то иду в аудиторию.
Все нормально. Все как всегда: работа, продуктовые магазины и дом, иногда почта и увеселительные мероприятия.
Ничего не изменилось. Буду считать, что мне почудилось.
Глава 8
Устав как собака, разнервничавшись и передумав все на свете, я выключаю свет и закрываю аудиторию.
Переживаю. А вдруг тот, кто стучал в дверь, пока мы были с Волковым внутри, понял, что я не открыла. И начнет расследование.
А еще камеры… Во всех коридорах университета есть видеонаблюдение, хотя, с другой стороны, ну и что? Это же не значит, что вошедший в мою каморку Волков делал со мной что-то непристойное. Он же не без трусов оттуда вышел.
Голова разрывается. Я изменила мужу! Ну не совсем, это же просто поцелуй.
Иду по темному коридору, вся в своих мыслях.
— Здравствуйте, Жанна Кирилловна!
Вздрагиваю. Испугалась, господи, решила — опять Волков.
— Здравствуйте, — отвечаю студенту пятого курса.
Смеется, заметив мой испуг.
Но я моментом про него забываю.
Поцелуй — это не измена. А что тогда измена? Секс — измена, да, определенно. Поход в ресторан, романтический ужин, ночь в гостинице, ну это однозначно измена.
Спускаюсь по лестнице.
Кого я обманываю? Я, без сомнения, изменила Юре, даже если учесть, что Волков набросился на меня с поцелуями. Потом-то я с удовольствием целовала его в ответ.
Выхожу из стен университета, на улице прохладно. Это немного остужает голову, но я не могу отвлечься. Все размышляю о том, что произошло. Женщин на измену толкает недостаточная эмоциональность в отношениях: стало меньше ласковых слов, цветов, взглядов.
Да какие там цветы? Для меня радость, что Юра не орет и не нажрался в очередные выходные.
И вот такая замужняя, но одинокая женщина ищет обожания на стороне. Все логично.
Однако это не про меня, дальше я не пойду, не хочу обманывать. А о поцелуе никто не узнает. Не думаю, что Волков начнет трепаться направо и налево. Но!
Но что, если он и вправду поспорил? Вдруг тайком снимал нас на видео? Впрочем, вряд ли, его руки все время были заняты.
С другой стороны, кто их знает этих молодых и современных? Может, у него на карман рюкзака пришпандорена какая-нибудь микрокамера?
Сейчас сидит где-нибудь в общаге и ржет с друганами над моей горячей страстью. Я для них милфа — «мамочка, которую я бы с удовольствием трахнул».
Какой ужас! Все это пробирает меня до костей и заставляет трястись всем телом. Не дойдя до остановки, сажусь на лавочку.
У меня сейчас от волнения двести двадцать давление поднимется, отнимется вся правая сторона тела, меня перекосит, и Волков навсегда отстанет.