Днем «Джексон» выглядел непривычно безлюдным. Кроме Баррета и Джона, на ринге не было ни одной боксирующей пары.
Уотертон попытался взять Джона в клинч, но тот сделал обманное движение и ответил ударом в челюсть.
— Твой разум витает где-то еще. — Алтон, пританцовывая по кругу, выискивал брешь в обороне противника. — Если ты не можешь ни о чем думать, так зачем оставил ее и пришел сюда?
— Я мог бы задать тебе тот же самый вопрос, — сказал Баррет и нанес Джону точный удар по корпусу.
Тот согнулся на секунду.
— Мне нельзя трогать Холли. Доктора запретили. А ты, приятель, вряд ли найдешь оправдание. Что скажешь?
— Мне тоже нельзя трогать Меган.
— Я видел у нее на лице какие-то следы. Это что-то заразное?
— Нет, ситуация гораздо хуже.
— Хуже? — Джон нахмурил темные брови.
— Да. — Баррет испытывал потребность облегчить душу. Джон был единственным в мире человеком, кому он доверял, не считая Джеймса, конечно. Хотя подчас он сомневался в своем кузене.
Разумеется, кроме них двоих, он общался и с другими людьми. Многие набивались ему в друзья, но за этим обычно скрывался какой-то мелкий личный интерес. Аптон никогда не преследовал корыстных целей, и Баррет высоко ценил в нем это качество. Хотя раньше у них были взаимные претензии на почве соперничества, временная распря не нарушила их прочной дружбы. Поэтому, продолжая молотить партнера кулаками, Уотертон принялся излагать ему свою историю.
К тому времени, когда повествование подходило к концу, сам он был настолько измотан, что с трудом поднимал руку.
— Право же, я не знаю, что делать.
— В самом деле, положение прескверное. Вот что я тебе скажу. Хотя это всего лишь мое мнение, но в защиту его могу добавить, что я хорошо изучил, как работают женские мозги. Так вот, у тебя есть только один выход.
— Да? Так просвети меня, Джон. — Баррет едва успел увернуться от короткого бокового удара.
— Скажи ей правду. Запасись терпением. Доказывай, что прибег к этому липовому свидетельству из верности долгу. В конце концов, на карту поставлено будущее всего правительства. Расскажи ей про заговорщиков. Объясни, что принимал ее за их сообщницу. С этими доводами она не поспорит. Особенно если ты смиришь себя и падешь перед ней на колени. А потом женишься на ней.
Теперь, когда Баррет лишил ее целомудрия, ему следовало на ней жениться, как требовала порядочность. Вместе с тем, как здравомыслящий человек, он понимал, что не должен этого делать, чтобы потом не было разочарования. Да, он неравнодушен к ней. Да, он желает ее как ни одну другую женщину прежде, но сможет ли он ее любить? Он не верил, что вообще способен любить кого-либо. Так смеет ли он разбивать ее сердце?
Когда Джон увидел, что его друг уже не так сосредоточен, он продолжил:
— С тобой ни одна женщина не поладит. Но в данном случае ты имеешь уникальный шанс преподнести сюрприз себе и ей. — Джон собрал последние силы и блестяще выполнил хук.
Баррет ответил мощным ударом правой. Они вместе очутились на матах.
— Шикарное ощущение, черт побери! — простонал Джон. — Но слабая замена для секса.
— Сущая правда, — усмехнулся Баррет, хватаясь за ребра.
Меган отложила в сторону атлас П. Байера. Ум ее никак не мог сосредоточиться на звездах. Надоеда тут же поднял нос. Она погладила его, чувствуя, как мягкие усы щекочут кожу сквозь тонкий шелк. Открытый пеньюар, соединяющийся лишь двумя кружевными лентами пониже груди, выглядел столь же смелым, как прозрачное белье под ним. То и другое было надето, чтобы соблазнить Баррета.
Погладив Надоеду, она произнесла со вздохом:
— Ты знаешь, что я тебя люблю, но должна тебе сказать, что, к сожалению, тебе далеко до твоего хозяина.
Маленький пес даже не шевельнул головой, только смотрел своими хитрыми глазами.
— Можешь ты мне сказать, почему он предпочитает всю ночь играть в карты с Гарольдом, вместо того чтобы идти ко мне? Я считаю, что первый шаг должна сделать я. А ты что скажешь?
Надоеда поднял голову и гавкнул.
— Я с тобой вполне согласна, — сказала Меган.
В этот вечер она чувствовала себя увереннее — пятна почти совсем исчезли. Она вылезла из постели. Пес спрыгнул следом и стал проситься, чтобы его выпустили из комнаты.
— Сейчас, сейчас. Но если тебе так нужно меня покинуть, пожелай мне удачи.
Надоеда снова гавкнул.
Меган потрепала его по холке и отпустила на волю. Пес выскочил в коридор и быстро исчез во мраке. Она круто повернулась и взглянула в сторону соседней комнаты.
Из-под двери пробивался тонкий луч света. Меган взялась за круглую ручку и, обнаружив, что дверь не заперта, слегка ее приоткрыла. Петли слабо скрипнули. Меган огляделась и увидела Баррета, вытянувшегося на софе. В одной руке он держал книгу, в другой — бокал с бренди.
Уотертон был в одном халате из темно-синего шелка. Свет лампы позволял видеть его обнаженную грудь. Меган посмотрела на жесткую поросль и упругие неподвижные мышцы под ней. Ее захлестнуло тепло, наполнившее тело желанием. Оно было настолько сильным, что заставило задержать дыхание и смирить заколотившееся сердце.
Баррет поднял глаза. Он быстро скользнул взглядом по ее телу, задержавшись на груди, едва не выпадавшей из глубокого декольте пеньюара. Затем опустился к тонкой талии, плоскому животу и еще ниже.
— У тебя нет другого белья, более закрытого? — Он судорожно сглотнул.
— А это тебе не нравится?
— Как оно может мне нравиться? — сказал он, нехотя перемещая взгляд вверх. Глаза его из синих сделались совсем темными и блестящими.
Старания Меган не пропали даром. Она угодила ему. Даже более. Она направилась к софе и, встав сзади, хмуро глянула в книгу. Это был «Органон» Аристотеля на латинском.
— Ты знаешь, что держишь книгу вверх ногами?
— Я очень быстро устаю от однообразия, — сказал Баррет, сдвигая брови. — А в таком чтении есть что-то головоломное. Не хочешь попробовать?
— Нет, я предпочитаю более спокойные занятия. — Меган посмотрела на него сверху и, улыбнувшись, положила руки ему на плечи.
Он насторожился:
— Я полагаю, тебе нужно отправляться в постель. Да-да.
— Я потому и пришла, что не могла заснуть без тебя.
— Тебе лучше спать одной. Я со своей бессонницей буду тебе только мешать.
Меган оставила без внимания эти слова и начала разминать ему мышцы.
— Тебе нужно расслабиться, — сказала она.
Через минуту скованность в плечах прошла. Баррет уронил книгу на софу и тихо застонал:
— Твои пальцы — это какая-то сладкая мука. Где ты научилась массажу?
— Мне приходилось постоянно растирать шею отцу, когда он болел, — сказала Меган. — Это ему помогало. — Она перешла к мышцам плеч и спины, где сквозь шелк халата прощупывались рубцы. — Возможно, тебе покажется, что я излишне любопытна. Если не хочешь, можешь не отвечать, но я…
— Принцесса, ты можешь спрашивать меня о чем угодно. Ведь у нас нет друг от друга секретов? — Баррет обернулся и пытливо посмотрел на нее.
Она подумала о Гарольде и нахмурилась.
— Что-то не так, Принцесса?
— Нет-нет, — рассеянно сказала она и принялась массировать еще усерднее.
Он склонил голову набок и повернулся, подставляя левое плечо и лопатку.
Меган решила, что будет разумнее оставить тему секретов, и вернулась к первоначальному вопросу:
— Я хочу спросить тебя про рубцы на спине. Кто это сделал? — Она вспомнила, как несправедливо приписывала эти жестокие деяния лорду Кенсингтону, и нахмурилась еще больше.
Баррет помолчал немного. Она почувствовала, что плечо его слегка напряглось.
— В нашей школе был директор, некто мистер Лавлис, весьма своеобразный человек. Он любил выражать свое недовольство при помощи трости.
— Почему ты не рассказал отцу?