(Оркестр играет фантазию, в которой с трудом угадывается похоронный марш).
ЖИЛЕЦ (аплодирует). Большое спасибо, достаточно. Но все это напрасно. Наверное, кто-то пошутил.
БРИГАДИР. Может быть, но нас это не касается. Я пятнадцать человек снял с работы. Я не даю юноше закончить консерваторию. Мадам Зборовская бросила хозяйство на малолетнего бандита, чтоб он был здоров. Так вы хотите, чтоб я понимал шутки? Рассчитайтесь, потом посмеемся все вместе.
(Из группы музыкантов вылетает разъяренный Тромбон.)
ТРОМБОН. Миша, что вы с ним цацкаетесь? Дадим по голове и отыграем свое, гори оно огнем!
БРИГАДИР. Жора, не изводите себя. Вы же еще не отсидели за то дело, зачем вы опять нервничаете?
ЖИЛЕЦ. Почем стоит похоронить?
БРИГАДИР. С почестями?
ЖИЛЕЦ. Да.
БРИГАДИР. Не торопясь?
ЖИЛЕЦ. Да.
БРИГАДИР. По пятерке на лицо.
ЖИЛЕЦ. А без покойника?
БРИГАДИР. По трешке, хотя это унизительно.
ЖИЛЕЦ. Хорошо, договорились. Играйте, только пойте: в память Сигизмунд Лазаревича и сестру его из Кишинева.
(Музыканты по сигналу Мани начинают играть и петь: «Безвременно, безвременно… На кого ты нас оставляешь? Ты туда, а мы – здесь. Мы здесь, а ты – туда». За кулисами крики, плач, кого-то понесли.)
БРИГАДИР (повеселел). Вот вам и покойничек!
ЖИЛЕЦ. Нет, это только что. Это мой сосед Сигизмунд Лазаревич. У него сегодня был день рождения.
Нормально, Григорий! Отлично Константин!
Мы с приятелем выиграли торт в доме отдыха. Нас с ним никуда не пустили. Несогласованность, знаете, дарят одни, за чистотой следят другие. Но мы с другом выпили по сто и поняли, что награждают одни, убирают другие, а мы намусорим. На коленях съели, только костюмы испачкали, и все.
Пальто мне заказали с воротником. Отобрали мы у ателье это пальто. Хотели им обратно насильно вернуть. Вплоть до мордобоя, чтоб обратно забрали они это пальто себе. У меня фигура и так неважная, а в пальто в трамвай не могу войти, место уступают, без очереди пропускают, плакали вслед две женщины, которые мужей потеряли, и на воротнике такой мех, что от медведя остался, когда всю шкуру уже поделили.
Хотели им насильно вернуть – их больше, не хотят они. Выпили мы с Григорием по двести, надел я пальто: «Смотрится, Константин». А что, нормальное, говорю… Они же объяснили, что этот заболел, а там подкладка, усадка, девочки молодые шьют, а на семьдесять рублей никто не идет.
Часы купили, через два дня календарь отказал. На дворе уже тридцатое, а он все десятое показывает. Выпили мы по двести пятьдесят, посмотрел я на часы – нормальные часы. Потом стрелки остановились, мы – по триста… Я посмотрел на часы: Господи, корпус есть, циферблат есть, чего еще надо? Шикарные часы.
А когда потолок в квартире завалился, мы вообще по триста пятьдесят грохнули. И правильно. Сдавали зимой, мазали осенью. Нельзя же все летом делать! Нормальная квартирка.