Только когда Пепе, закончив концерт звучным аккордом, поклонился публике, а пассажиры захлопали и закричали "браво!", капитан подошел к клоуну и сказал ему на ухо:
- Подошел спасательный катер!
Уголки губ Пепе поднялись вверх, ярко накрашенный рот растянулся чуть ли не до ушей... и вдруг руки его повисли как плети, скрипочка и смычок полетели на ковер, и он, потеряв сознание, рухнул на пол у ног капитана. Большой красный рот на белом лице клоуна всё ещё продолжал улыбаться.
Только теперь пассажиры заволновались. Одни закричали, другие старались подняться на ноги. Штурман с решительным видом вошел в салон, чтобы в случае надобности навести порядок с помощью строжайших мер. Но капитан заявил ему, что теперь уже нет никаких оснований для паники. Шторм стихает, спасательный катер пришвартовался.
Спокойно, почти весело, капитан обратился к пассажирам:
- Оставайтесь все на своих местах! Нашего друга Пепе сразила добрая весть!
Он поднял на руки потерявшего сознание клоуна и передал его двум матросам и продолжал:
- Наш корабль, уважаемые дамы и господа, не может при таком сильном волнении войти в гавань. Поэтому с Тенерифа прибыл катер, который всех вас переправит на берег. Прошу пассажиров от первой до пятнадцатой каюты приготовиться к первому рейсу.
Без особых волнений и приключений все пассажиры корабля, а затем и команда были доставлены на берег. На следующее утро - море было спокойно, а на небе светило солнце - буксир подтащил корабль, потерпевший аварию, в гавань. Там выяснилось, что какой-то тяжелый предмет, пригнанный волнами, скорее всего большое бревно, - ударив в корму корабля, не только отколол лопасть гребного винта, но и перебил тяги руля.
Лишь в тот день, когда корабль был отбуксирован в гавань, пассажиры узнали, в какой опасности они находились. Они прочли об этом в той же самой газете, в которой было помещено объявление о вечернем цирковом представлении с участием знаменитого клоуна Пепе.
Нечего и говорить о том, что цирк в этот вечер был полон народу. Все пассажиры корабля, разумеется, тоже находились среди публики, приветствовавшей Пепе громкими аплодисментами и криками "браво!". И только теперь их охватил ужас, когда Пепе, размалёванный, как и положено клоуну, в широченных штанах, развевающемся балахоне и огромных белых перчатках, появился на арене и заиграл на крошечной скрипочке... Словно маленькие голуби затрепетали на ветру и полетели под купол цирка.
Прадедушка свернул обои в рулон, а я вздохнул с облегчением, но, как видно, слишком уж громко, потому что Старый удивленно спросил:
- Ты что это так пыхтишь?
- Очень захватывающая история, прадедушка, - ответил я. - А вообще-то она совсем не веселая.
- Это я тебе сразу сказал, Малый! Я собирался написать забавную историю про профессионального весельчака, а у меня получилось чуть ли не героическое сказание.
- А чем все-таки Пепе герой, прадедушка? Я вижу, что он герой, а почему - объяснить не могу.
- По-моему, Малый, тут многое сочетается. И мужество решиться на это представление в такую минуту. И выдержка - ведь он продолжал веселить публику и тогда, когда положение казалось безнадежным. И упорство, несмотря на страшную усталость. Собственно говоря, Пепе совершил чудо - он не только удержал пассажиров от паники, которая нередко приводит к необдуманным действиям и даже к гибели, но еще и заставил их смеяться. Он был не только клоуном, Малый, но и врачом и волшебником - он спасал смехом. Он был героем под маской клоуна.
Прадедушка на минутку задумался и, улыбнувшись, добавил:
- Он даже был, если хочешь знать, героем труда.
- Как так, прадедушка?
Он так хорошо работал, что отвлек пассажиров от опасности, грозившей их жизни... Знаешь, похоже, что нас сейчас позовут ужинать... А я и проголодаться-то не успел!
Я взглянул на часы и сказал, что нам вполне еще хватит времени сочинить целых два "обойных" стихотворения - каждый по одному!
- Прекрасно, - согласился прадедушка, - приступим. Давай-ка теперь напишем о таком - как бы это сказать? - задорном мужестве при самых отчаянных обстоятельствах, или, как говорят, о юморе висельника. Ведь часто это юмор героический.
- Чур, я сочиняю про разбойника! Песню разбойника-висельника! поспешно сказал я.
- Только вот герой ли разбойник? Это еще вопрос, Малый. Ну что ж, попробуй, не возражаю! А я придумаю совсем другую песню.
Я отправился за новым рулоном обоев и тут сделал одно открытие: кто-то рылся в наших рулонах. Мы принялись писать - сразу с двух сторон.
Мы строчили, не отрывая карандаша от бумаги, - оба мы были сегодня в ударе. Не оттого ли, что утром к прадедушке приходил доктор и, когда он ушел, стало как-то легче на душе?
Прадедушка, к моей радости, опять уступил мне очередь, и я голосом балаганного зазывалы стал громко читать, держа в руках развернутый рулон:
Песня разбойника с петлей на шее
Сюда, сюда! Вали, народ, толпою!
Сияет солнце! Всем бесплатный вход!
Меня, неукротимого в разбое,
Сегодня поведут на эшафот.
Пред всем народом, на глазах господ
Казнят разбойника. Ну что ж, он казни ждет!
Со мною процветали по дорогам
Разбой, убийство, кража и грабеж.
На совести грехов ужасных много
Свершился суд. От кары не уйдешь.
Пред всем народом, на глазах господ
Разбойник, в петлю лезь! Ну что ж, он петли ждет!
Иной, быть может, мною обворован.
Сочтёмся же, пришёл расплаты час.
Верёвку вы сулили мне в обнову?
Так вот она! Вкруг шеи обвилась.
Пред всем народом, на глазах господ
Отмстят разбойнику. Ну что ж, он мести ждет!
Прощай навек, разбойничья свобода,
Прощай навек, веселое житье.
В последний раз пред всем честным народом
Я покажу бесстрашие свое.
Пред всем народом, на глазах господ
Умрёт разбойник. Гордо он умрет!
Последнее четверостишие я проорал на весь чердак диким и гордым разбойничьим голосом.
- Гм... да... - заметил прадедушка. И только немного погодя добавил как-то особенно тихо: - Это производит впечатление, Малый, такая бравада. И вправду кажется, будто твой разбойник умирает как герой. Но вот подумай. Кто живет разбоем, тот всегда играет со смертью. Смерть - его ставка в игре. И когда она приходит - ну что ж, игра проиграна. Он умирает как игрок, а не как герой.
- Но разве это не мужество - веселиться с петлей на шее?
- Кто ни во что не ставит чужую жизнь, Малый, тот и свою невысоко ценит. Крестьянин из моего стихотворения проявил куда больше мужества в своей строптивой висельной песне, чем твой разбойник в своей бесшабашной.
- Какой крестьянин, прадедушка?
- Крепостной крестьянин из давних времен, восставший против своих господ за право и справедливость. Он у меня поет, стоя под виселицей, с петлей на шее, песню о непокорности. Вот слушай!
Прадедушка снова надел очки - все это время он вертел их в руках - и начал читать:
Песня крестьянина с петлей на шее
Меня повесить, господа?
Я в жизни вам помехой?
Пеньковый галстук? Что ж, тогда
Мне будет смерть потехой.
Отсрочку мне дает палач.
Эй, баре! Песню слушай!
Пусть лучше песня, а не плач
Вам раздирает уши.