- Где торжествуют домашние хозяйки, там гибнут поэты, - вздохнул мой прадедушка. Он приколесил ко мне в своем кресле, подталкивая колеса руками. Гудящая железная печурка уже обогрела комнату.
- Писать мы будем на обоях, Малый, - продолжал прадедушка. - На оборотной стороне. Я только что нашел тут на чердаке целый склад обоев. В углу, за твоей дверью.
- Да ведь этими обоями Верховная бабушка собиралась оклеить столовую к рождеству!
- На стене видна только лицевая сторона обоев, Малый. И вообще, должен тебе сказать, в жизни не часто увидишь оборотную сторону.
Что я мог возразить на такое разумное замечание? Я послушно принес рулон обоев, запер, осторожности ради, дверь и сказал:
- Ну, можно начинать.
- Вздор! - буркнул прадедушка. И вытащил из заднего кармана своих синих рыбацких штанов два толстых карандаша. - Вздор это - начинать вот так сразу, - повторил он. - Я хочу покурить - это раз. Убери-ка, брат, да поскорее, все подушечки и гардины - это два. А в-третьих, я не умею писать стихи по расписанию. И, в-четвертых, мне нужна идея.
Долой гардины и подушки! Да здравствует табак и идеи!
Я закинул гардины на карниз, пошвырял все подушки на диван, проковылял по красной дорожке в прадедушкину комнату за трубкой, табаком и зажигалкой, вернулся обратно, запер за собой дверь, улегся на гору подушек и выпятил нижнюю губу.
Я и теперь, как когда-то мой прадедушка, выпячиваю нижнюю губу, если мне в голову приходит идея. Наоборот, к сожалению, обычно не получается как ни выпячивай нижнюю губу, идеи в голову не приходят.
Так было и тогда, в каморке на чердаке. Пока прадедушка дымил трубкой, катаясь в своем кресле взад и вперед по комнате, я лежал на горе подушек, глазел через маленькое окошко на соседние крыши, и в голове у меня не было никакой даже самой плохонькой идейки.
У прадедушки, судя по всему, дела обстояли лучше. Я вдруг увидел, как его нижняя губа стала медленно выпячиваться. Наконец он решительно поджал ее и, затянувшись, сказал:
- Есть, Малый!
- Что есть? - растерянно спросил я.
- Идея! Пожалуй, даже хорошая идея. Помнишь, как мы с тобой четыре года назад сочиняли разные забавные стихи и истории?
Я кивнул.
- Ну вот. А теперь, когда мы научились сочинять, давай придумывать всякие истории не просто так, а про серьезные вещи - про жизнь, про людей.
- А что можно придумать про людей, прадедушка? У всех людей один нос, два глаза, два уха, один рот и четыре прадедушки.
- Но не все люди герои, - сказал мой прадедушка.
- Герои, по-моему, все скучные, - поморщился я. - Не нравятся мне эти подвиги Зигфрида* - как он там всех убивал своим мечом...
______________
* Зигфрид - герой древнегерманского народного эпоса и эпической поэмы XII века "Песнь о Нибелунгах". По преданию, Зигфрид добыл "сокровище Нибелунгов", убив дракона Фафнира. Выкупавшись в крови дракона, Зигфрид стал неуязвимым, а съев его сердце, начал понимать язык зверей.
- Мне тоже не нравятся, - усмехнулся прадедушка. - Я и вообще не считаю Зигфрида героем.
Тут я заинтересовался.
- Как так? - спросил я. - Разве Зигфрид не герой?
- Видишь ли, Малый, есть разные мнения насчет того, что такое герой. Вот мне и пришла идея: давай писать стихи и рассказы про героев. И попробуем разобраться, что это значит - быть героем. Я, например, думаю, что героем можно стать, попав в особенное положение, - нельзя быть героем всю жизнь, с колыбели до гроба. Вот, по-моему, даже Ян Янсен однажды, ну не то чтобы стал героем, но, во всяком случае, проявил настоящее мужество.
Услышав это, я рассмеялся - про трусость Яна Янсена на нашем острове ходили легенды.
- Это длинная история, Малый! Наберешься терпения? - спросил прадедушка.
- Еще бы!
- Ну тогда слушай.
Прадедушка откинулся на спинку кресла, пододвинул поближе пепельницу, затянулся поглубже и начал свой рассказ.
РАССКАЗ ПРО ЯНА ЯНСЕНА
И ПРЕКРАСНУЮ ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ
Ян Янсен был в свое время, в конце прошлого века, предсказателем погоды на острове Гельголанде. Он предсказывал все штормы, предрекал все засухи. Ему были ведомы законы неба и моря, понятны их настроения. Моряки, прежде чем отправиться в плавание, всегда обращались к нему за советом. Рыбаки спрашивали его совета, когда косяки сельдей обходили остров или омары по непонятной причине покидали рифы, на которых селились десятилетиями.
А был Ян Янсен человеком маленького роста, и боязливость его вошла в поговорку. Если кому-нибудь не хватало мужества что-нибудь совершить, обычно говорили: "Не веди себя, как Ян Янсен!"
Маленький Ян боялся и собак, и кошек, и мышей; он робел перед английским наместником, управлявшим островом, и опасался аптекаря, который не пропускал случая над ним подшутить. Он страшился темноты, а уж если ему случалось выйти с рыбаками в море, когда крепчал ветер, он просто дрожал, как заяц.
Зато прекрасная леди Вайолет из Лондона, сестра английского наместника, жившая на острове у своего брата, обладала тем, чего не хватало Яну: смелостью, граничившей с бешеной отвагой. Личико у нее было ангельское, а сердце - львиное.
Однажды Ян Янсен увидел с высокого скалистого берега, что леди Вайолет отправилась на лодке в открытое море, хотя на мачте, укрепленной на причале, был поднят черный шар - сигнал надвигающегося шторма. Для самого Яна Янсена этот сигнал был излишним: и на небе, и на море он давно уже видел множество знаков, предвещавших шторм. И потому он озабоченно покачал головой, глядя вслед удаляющейся лодке. Он даже поднял вверх руки, в надежде, что леди поймет его предостережение. Но она не заметила маленького Яна. Резкими ударами вёсел она гнала лодку вперед - все дальше и дальше.
"Не будь она так чертовски ловка, я не дал бы за ее жизнь ни полушки, - пробормотал Ян. - Добром это не кончится!" Он глубоко вздохнул и пошел к себе домой попить чаю.
Но не прошло и часа, как он снова вышел на берег посмотреть, что сталось с лодкой, потому что очень волновался. Теперь можно было разглядеть вдали на воде только черную точку, а шторм - уж это-то Ян знал наверняка неминуемо надвигался. Правда, ему удалось разглядеть в бинокль, что леди уже повернула лодку назад и гребёт к острову.
"Да что толку? - рассуждал сам с собой маленький Ян. - Шторм уже так близко, а лодка еще так далеко!"
Не успел он пробормотать это вслух, как с моря налетели первые порывы ветра. Ян знал, что сейчас разразится шторм небывалой силы - жители острова вряд ли такой и припомнят. Он поспешил домой, натянул резиновые сапоги и брезентовую робу, нахлобучил зюйдвестку, затянул покрепче ремешок под подбородком и торопливо зашагал к причалу.
Спускаясь по лестнице, ведущей со скалы в низменную часть острова, он то и дело хватался за перила - ветер сбивал его с ног. Дождь хлестал все сильнее, над морем засверкали первые молнии.
Когда маленький Ян добрался наконец до причала, он увидел, что там уже спускают спасательную лодку, а рыбаки кидают монетку, чтобы решить жребием, кому отправляться в море.
"Это безумие, - подумал Ян, - шестеро людей рискуют жизнью из-за глупого каприза женщины, у которой к тому же и лодка-то гораздо лучше!" Трусость, вошедшая в поговорку, чуть было не удержала его от того, чтобы высказать это вслух. Но тут вдруг его охватил гнев. Он подошел к рыбакам и громко сказал:
- Ехать бессмысленно, ребята! Шторм будет такой, какой бывает раз в сто лет. Та лодка еще может спастись, а ваш тяжелый баркас наверняка пойдет ко дну. Чистое безумие выходить в море!