- Смотря по настроению, Гарри, - объяснил ему прадедушка. - Вот сейчас мы, например, в настроении. В комнате тут тепло, а на улице мороз. Трубка дымит. Вполне можно сочинять. Не хочешь ли поглядеть, как мы это делаем?
- Нет, нет, - чуть ли не с испугом отказался дядя Гарри, - мне велели только собрать посуду и сказать, чтобы вы не засиживались слишком поздно. И потом, нам ведь завтра рано вставать. Катер опять отправляется в Гамбург.
- А все-таки мне хотелось бы что-нибудь сочинить для тебя, Гарри. Садись-ка вот сюда на диван. Подушек здесь хватает, садись, садись!
Наконец дядя Гарри уступил настойчивым приглашениям прадедушки и бухнулся на гору подушек.
- Так, - удовлетворенно сказал прадедушка, - теперь мы с Малым напишем по одному маленькому стихотворению. Для моряка надо, конечно, сочинить что-нибудь про море.
- Только с настоящими или ложными героями, - добавил я. - Уж такая у нас сегодня тема.
- Баллада - это слишком длинно для дяди Гарри, - возразил прадедушка. - А вот что! Напишем-ка просто про глупость и про мудрость. Ведь иногда так называемые геройские дела на поверку оказываются просто глупостью. Ну, скажем, рыбка плавает под носом у чайки. Она не умнее кошки, прыгающей в воду.
- Вот у нас уже два стихотворения! - обрадовался я. - Одно про чайку, а другое про кошку. Чур, я пишу про кошку!
- Ничего, быстро Малый соображает, а, Гарри? - рассмеялся прадедушка.
Дядя Гарри кивнул молча и немного растерянно, а мы, поэты, тем временем, навострив карандаши, уже углубились в сочинение.
Сперва нам было как-то не по себе из-за дяди Гарри, сидевшего на диване и проявлявшего некоторое нетерпение. Но как только первые строчки были написаны, стихи полились сами собой, и когда нетерпеливый дядя напомнил нам, что Верховная бабушка ждет посуду, прадедушка уже закончил свое стихотворение. А тут же вслед за ним и я.
Мы сразу же прочли их дяде Гарри. Первым - прадедушка. Он, как всегда, повертел в руках очки и начал:
Песня о чайках
Видят дети - чайка мчится.
Машут дети белой птице.
А рыбешки - кто куда!
Лишь бурлит-кипит вода.
Чайки, чайки, вы какие
Добрые вы или злые?
Нам вы, чайки, никогда
Не приносите вреда.
"Чайки, чайки прилетели!"
Но макрели и форели
Избегают с вами встреч,
Чтобы жизнь свою сберечь!
Дядя Гарри, слушавший с чуть приоткрытым ртом, заметил:
- Макрели правы! Очень хорошее стихотворение. И со смыслом.
- Спасибо за венок, Гарри! - рассмеялся прадедушка. - Послушаем-ка, что настрочил Малый.
И тогда я прочел мое стихотворение:
Песня о коте и сардине
Коту сказала как-то раз сардина,
Когда тот кот стоял на берегу:
"Подумаешь, мурлыкать у камина,
Гонять мышей небось и я могу!
Послушай, кот, давай с тобой меняться!
Ты в нашей стайке плавай и резвись,
А мне наверх хотелось бы подняться,
Жить по команде "кис-кис-кис!" и "брысь!",
Но кот сардину смерил строгим взглядом
И не прореагировал никак:
Он молча повернулся к рыбке задом
И прочь пошел. Тот кот был не дурак!
Дядя Гарри встал и, покачав головой, сказал:
- Какие все умности! Просто невероятно! Да еще при таком темпе! Ну ладно, надо мне все-таки отнести вниз посуду. Спокойной ночи!
Он составил посуду на поднос и с карманным фонариком в одной руке, а подносом в другой вышел из чулана. В дверях он остановился и, подмигнув, прошептал:
- Про обои я ни гугу!
За окном совсем стемнело. Свет фонаря падал на соседнюю крышу, выхватывая из темноты несколько черепиц.
- По-моему, надо нам последовать совету Верховной бабушки и отправиться спать, Малый, - сказал прадедушка. - Для первого дня мы внесли немалый вклад в героеведение. Мы знаем, что безрассудная смелость - это еще не геройство и что сотня трупов не доказательство героизма. Но зато мы знаем, что требуется большое мужество, а иногда и героизм, чтобы одержать победу над самим собой. Посмотрим, что нам удастся выяснить завтра. А теперь пора на боковую.
По правде говоря, мне еще совсем не хотелось спать; но я заметил, что Старого утомило стихотворство. Поэтому я позвал дядю Яспера, и он помог прадедушке спуститься на второй этаж. Вскоре я уже лежал в постели и читал в "Морских календарях" разные баллады, чтобы прийти в балладное настроение и понять, как они пишутся. Когда дядя Гарри, спавший со мной в одной комнате, заснул, я даже сочинил одну балладу и нацарапал ее мелким-мелким почерком на задней обложке "Морского календаря". И, довольный, спокойно уснул.
Вторник, в который мы с прадедушкой переселяемся в южную каморку чердака. Речь здесь пойдёт о гражданском мужестве и о хитрости, а одна и та же история будет, не без причины, рассказана дважды; именно здесь становится ясным, что опасности надо глядеть в глаза, а также происходит знакомство с первым истинным героем. Две бабушки, которых я нечаянно подслушал, читают здесь вслух, с выражением, одну знаменитую балладу, и все заканчивается немного грустно. Итак,
ВТОРНИК
На следующий день мороз усилился. Окно засверкало ледяными цветами. Я умылся в холодной спальне, вернее, слегка поводил по лицу мокрыми пальцами. Катер на Гамбург отходил рано утром, и наши моряки ушли из дому еще до того, как я встал. Наверно, Верховная бабушка опять дала им с собой столько провизии, что ее хватило бы до Южной Африки. Она всегда утверждала, что кто хочет быть здоровым, должен много есть (сама она ела очень мало). Вот и завтрак, который она подала в это утро нам, больным поэтам, был так обилен, что мы еле справились с половиной (а ведь тогда, в четырнадцать лет, я мог без труда умять зараз штук шесть жареных камбал да еще целую гору картофельного салата).
И вот, отдохнув за ночь от трудов и наевшись до отвала, мы снова отправились на чердак. Сегодня Верховная бабушка протопила, экономии ради, только прадедушкину каморку, из окна которой было видно море. Здесь стояла оттоманка - не то удлиненное кресло, не то укороченный диван, - на ней можно было примоститься полусидя, полулежа. Этой штукой я тут же завладел она была точно создана для моей больной ноги. Прадедушка расположился по другую сторону стола в кресле на колесах. От печки тянуло приятным теплом. Как-то само собой возникало балладное настроение.
Я перевернул "Морской календарь", на котором записал вчера стихотворение, задней обложкой вверх и сказал прадедушке:
- Погляди-ка, что я придумал ночью!
Прадедушка, поднося огонь к трубке, ответил:
- Небось думаешь, ты один не спишь по ночам, Малый? Погоди-ка минутку! - Раскурив трубку, он неторопливо достал из заднего кармана пустой бумажный кулек, исписанный с двух сторон. - И я не с пустыми руками. Сочинители стихов, видно, вроде светляков. Давай-ка поглядим, не померкнут ли наши рифмы при свете дня! Ну как, начнем с тебя?
- Хорошо, - ответил я и прочел ему свою балладу с обложки "Морского календаря":
Баллада про Генри и про его двадцать тёток
Бедный Генри, бедный Генри,
Двадцать тёток у него.
Согласитесь, многовато
Для ребенка одного.
"Генри!" - с двадцати сторон
Раз по двадцать слышит он.
Вот шагает Генри в школу.
Двадцать теток - как конвой.
Забивает гол в футболе
В двадцать глоток визг и вой.
Мяч ударит головой
Двадцать теток крикнут: "Ой!"
Тётки были так богаты!
Целых двадцать у него
Паровозов. Многовато
Для ребёнка одного.
Согласитесь, ни к чему