Фенрир лёгким движением руки отбрасывает уже безжизненное тело и вытирает рот от крови рукавом грязной ободранной рубашки.
— Нет!
Малфой отрывает взгляд от Сивого и натыкается глазами на хрупкую девичью фигурку слева от них. Парвати. Он заглянул ей в глаза и буквально физически почувствовал всю боль потери несчастной девушки, которая сквозь еле сдерживаемые рыдания шепчет заклинание. Секунда, и оборотня практически впечатывает в стену красный луч из волшебной палочки Патил, но он, громко рыча, вновь пытается встать на ноги.
Драко чувствует, что собственные ноги перестают его держать, и он падает на колени. В ушах звенит настолько сильно, что все звуки битвы доносятся до него словно сквозь вату. Малфой с трудом концентрирует свой взгляд на Парвати и последнее, что он видит и слышит перед тем как проснуться — это её полный отвращения взгляд и ещё один женский голос, четко произносящий заклинание.
И снова он кричит. Кричит от бессилия. От боли. От вида потери, которая, словно тёмная метка на его руке, отпечаталась на лице Парвати, когда она увидела тело Лаванды. От осознания того, что он не помешал. Не помог. Трус. Всего лишь жалкий трус.
Снова рука в панике тянется к заветной склянке, но ни две, ни даже три порции зелья не смогли прогнать эту агонию. И все, что ему остаётся, — это, показательно небрежно отмахиваясь от матери, которая практически умоляет его обратиться за помощью, добавить к уже имеющейся дозировке зелья сна без сновидений ещё одну. И тихо молиться, что это в конце концов не убьёт его во сне.
Драко хорошо помнил момент, когда он внезапно осознал, что выхода нет. В тот день он проходил свидетелем во время суда над одним из Пожирателей смерти. На скамье подсудимых был совсем юный мальчишка, которого заставил принять метку собственный отец, чтобы угодить Темному Лорду. Когда Драко наткнулся в «Ежедневном Пророке» на статью о предстоящем процессе над этим юношей и увидел его испуганные глаза на колдографии в газете, он узнал в нем себя. Точно так же он ощущал себя в тот момент, когда Люциус Малфой в один день сломал всю его жизнь и напрочь лишил любой надежды на положительный исход.
Драко отчетливо ощущал это чувство безысходности, когда палочка Темного Лорда, играючи выводя темную метку на бледной коже, больно царапала его предплечье. В его голове раненой птицей билась всего лишь одна мысль: это все ради мамы. Когда наконец дикая экзекуция подошла к концу, он, крепко сжав зубы, склонил голову перед Волан-де-Мортом, демонстрируя свою преданность так, как это делали все Пожиратели смерти. Получив в ответ на свой жест небрежный взмах руки от источника своих ночных кошмаров, Малфой, резко развернувшись, быстрым шагом направился к выходу, изо всех сил пытаясь не сорваться на бег. Рука Драко уже почти толкнула тяжелую дверь, как он встретился взглядом с глазами отца, и его чуть не вырвало, когда он понял, что не видит в них ничего, кроме плохо скрываемой гордости.
Впервые в жизни Люциус Малфой продемонстрировал своему сыну то самое чувство, которое тот всеми силами пытался заслужить много лет подряд. Оказывается, не нужно было становиться лучшим на курсе в учебе или рваться в команду по квиддичу. Не нужно было сидеть ночами в семейной библиотеке и до боли в глазах заучивать старинные семейные заклинания. И уж точно он не должен был демонстрировать налево и направо своё презрение при виде магглорожденных, чтобы отец понял, как сильно Драко старается быть похожим на него.
Все оказалось куда проще. Чтобы заслужить одобрение Люциуса Малфоя, его сын всего-навсего должен был продать душу дьяволу.
Драко, не задумываясь ни на секунду, решился подать прошение, чтобы свидетельствовать в защиту этого несчастного юноши. И в день суда он четко и уверенно отвечал на все вопросы членов Визенгамота. Малфой рассказал, что никогда не видел подсудимого на собраниях Пожирателей и упомянул, что в налетах он также никакого участия не принимал. Последним, но самым важным, по мнению Драко, доказательством стало его собственное воспоминание с финальной битвы, где мальчишка сражался бок о бок с участниками Ордена, чтобы защитить школу. В нем этот действительно смелый юноша играючи швырял в Пожирателей смерти одно заклинание за другим, храбро закрывая спиной Полумну Лавгуд от красного луча, брошенного палочкой противника.
Визенгамот вынес подсудимому оправдательный приговор, и Малфой облегченно выдохнул, понимая, что, наверное, впервые в жизни сделал все действительно правильно.
Драко уже выходил из зала суда, когда его за рукав схватила чья-то рука и уверенно потянула от двери.
— Грейнджер? — Малфой громко сглотнул, разглядывая бывшую однокурсницу. Она явно нервничала, суетливо натягивая рукава своей желтой рубашки практически до середины ладоней.
— Малфой, я… — Гермиона резко выдохнула и несмело дотронулась до его предплечья. — Я хотела сказать, что ты все сделал правильно. Джерри был невиновен.
Точно, Джерри Томпсон. Именно в его защиту Драко только что давал показания. И это Джерри сейчас имела в виду Грейнджер, когда сказала, что он сделал все правильно.
— Мы с Гарри обязательно бы собрали воспоминания у всех, кто был рядом с ним на битве, если бы суд не воспринял всерьёз твои показания, — продолжала тараторить она, все ещё сжимая своими пальчиками его предплечье. — К счастью, твоего слова и воспоминания было достаточно для оправдательного приговора. Ты все сделал правильно, Малфой.
— Правильно, — едва слышно прошептал Драко, чувствуя, как горит шрам от метки под рубашкой от ее прикосновения. — Да, все правильно.
Гермиона коротко кивнула и напоследок, чуть сильнее сжав его руку, растворилась в толпе так же неожиданно, как и появилась. А Малфой продолжал стоять на своём месте, мелко подрагивая всем телом. Он точно знал, чьё лицо появится этой ночью в его голове, как только он закроет веки.
— Эй! — Блейз щелкнул пальцами у Драко перед носом, возвращая его в реальное время. — Что происходит? Ты уже десять минут смотришь в одну точку и что-то бормочешь себе под нос.
— Просто задумался, — Малфой взял в руки свою чашку, сделал большой глоток и поморщился. Все-таки остывший кофе — весьма сомнительное удовольствие.
— Драко, ты вообще уверен, что готов вернуться? — Блейз старательно избегал смотреть ему в глаза, предпочитая делать вид, что заинтересован количеством пепперони на своём куске пиццы.
— А почему ты думаешь, что я могу быть не готов? — Малфой скривил губы и вновь подогрел свой кофе заклинанием. — Ты настолько сомневаешься во мне?
— Нет, я ни на секунду не сомневаюсь в тебе, — Блейз резко повернул голову в его сторону, и Драко поежился оттого, насколько холодным и одновременно усталым был его взгляд. — Я сомневаюсь в себе. Не уверен, что смогу ещё раз не спать ночами и молиться, чтобы ты остался жив после очередного передоза. Не уверен, что у меня хватит сил сидеть сутками у твоей постели в очередной маггловской клинике по реабилитации наркозависимых и кивать головой, когда ты будешь клясться, что эта доза была последней. Не уверен, что смогу снова вытащить тебя из этого ада, Драко. Я не уверен.
— Блейз, — Малфой сглотнул слюну и поморщился от саднящего чувства в пересохшем от волнения горле. Неприкрытая боль в его голосе буквально била под дых. — Я клянусь, что лучше сдохну, чем ещё раз позволю тебе это пережить.
— И ты уверен, что готов вернуться в Лондон? — Забини подозрительно прищурился. — Готов снова встретиться лицом к лицу со всеми своими кошмарами?
— Не скрою, я взволнован, — Драко кивнул, подтверждая свои же слова. Словно принуждая себя поверить в них. — Но я уверен, что смогу с ними справиться. Я больше не тот мальчишка, который сломался, Блейз. Я не он.
Забини очень внимательно изучал его лицо в течение нескольких минут, будто пытался найти в нем хоть какой-то намёк на ложь. Наконец, он расслабленно улыбнулся и просто молча кивнул.