- Я полагаю, люди бы употребили речевой оборот «не изводите себя из-за этого», кадет Кирк.
Кирк улыбнулся, но эта улыбка не коснулась его глаз. Они остались печальными, затуманенными воспоминаниями, в которые Спок посвящен не был.
- Можешь называть меня Джимом? – попросил он.
- Это приемлемо, – ответил Спок, мягко улыбнувшись.
- Ну… – начал Кирк – нет, Джим – запуская ладонь в волосы. – Это вроде как долгая история, если тебе все еще интересно. Думаешь, мы могли бы… Может, ты мог бы… – он осторожно протянул руку к лицу Спока, и тот понял, что он просит о разговоре посредством слияния разумов. Он кивнул и опустил пальцы на пси-точки Джима.
- Мой разум к твоему разуму, – произнес он.
- Мои мысли к твоим мыслям, – прошептал в ответ Джим.
–оОо–
Спок неожиданно обнаруживает себя на прекрасных огромных просторах сознания Джима. Оно куда ярче, чем он себе представлял, еще больше наполнено жизнью.
Ты размышлял о том, что представляет из себя мой разум? спрашивает Джим, явно развеселившись.
Разумеется, не раздумывая, отзывается Спок и, сделав паузу, продолжает: Ты крайне искусен в телепатическом общении для пси-нулевого существа, Джим.
Сталек недавно сообщил мне то же самое, после того как ты дал ему ту книгу о контактной телепатии, задумчиво бормочет Джим.
Спок ждет, бережно укутанный нежными теплыми потоками сознания Джима.
Джим? мягко окликает он.
Точно, прости, быстро отзывается Джим. Я слегка увлекся. Твой разум тоже очаровывает. И да, я оттягиваю момент, потому что это совсем не веселая история. Боюсь, твоему сознанию понадобятся бумажные платочки или что-то в этом роде.
Джим, голос Спока серьезен, я никогда не понимал человеческую потребность скрывать значимые вещи за шутками. Теперь я думаю, что они делают это из страха быть непонятыми другими, теми, кто не вынесет и не осознает важность истории. Джим, уверяю тебя, я никогда не отвергну твоих мыслей.
За пределами их слитых воедино разумов Спок чувствует, как Джим кивает.
Что ж, говорит он, и Спок погружается в его воспоминания.
[1] Здесь идет описание Jasmine ritual (Ритуала Жасмина). В тайской культуре жасмин означает непорочность и уважение к Будде и другим божествам, а так же к старшим членам семьи, и является символом чистой любви между матерью и ребенком в День Матери; почтение и любовь выражают жасминовым венком или браслетом.
Немного больше о ритуале написано здесь: http://www.sabai-arom.com/sabai-arom-home/en/happy-products/jasmine-ritual.html
Браслет (Jasmine Garland), который Сталек подарил Джиму, выглядит вот так: http://thumbs.dreamstime.com/z/jasmine-garland-20528970.jpg
========== Глава 3. ==========
Поля за домом его тети – золотого цвета, они напоминают Джиму об Айове. Но небо здесь невероятно голубое, а колосья пшеницы не шелестят под порывами ветра будто волосы прекрасной загорелой девочки, так что это не дом. Он не знает, хорошо это или плохо.
Выясняется, что плохо. Джиму всего тринадцать, когда все начинает меняться, это происходит примерно спустя три месяца, после того как он прибыл сюда, но он не идиот – Кодос что-то замышляет. Съестных припасов в колонии становится все меньше, посевы гибнут. Проходит три года, а на сигналы бедствия так по-прежнему никто и не отвечает. Джим знает это, потому что он втайне в свободное время снабжает комендантов. Он всегда внимателен и держит ухо востро.
План Кодоса оказался хуже некуда, у него было три года, чтобы связаться с кем-нибудь и сообщить, что планета нуждается в помощи, а теперь менять что-либо уже слишком поздно. И он отдает приказ убить половину жителей колонии, тех, кто слаб и от кого меньше пользы, – а это значит, что четыре тысячи человек умрут.
Джиму шестнадцать, и он в списке. Он выясняет это, когда вламывается в засекреченные файлы местного правительства. К счастью, его тетя и дядя вне опасности. Джим не плачет; он даже не бьет кулаками об стену, не кричит и не убегает. Не сразу. Он собирает вещи, запихивает в сумки всю еду, какую может найти, хватает Кевина, Томаса и всю их маленькую компанию за шиворот и ждет наступления ночи.
Следующим утром солдаты прикажут им всем спуститься на главную площадь, а затем начнут расстреливать их. Слишком опасно пытаться уйти при свете дня, когда они могут попасться на глаза, поэтому они ускользнут к длинной полосе лесов ночью. Он швыряет пачку денег единственному солдату, с которым сталкивается, падает на колени, когда этого оказывается мало. Когда мужчина еще отходит от орального секса и оргазма, Джим впечатывает в его голову острый камень, мгновение смотрит, как течет кровь, после возвращается к группе ребят и говорит им, что дорога свободна.
В лесу они обустраиваются в окопе, спрятанном меж могучих стволов высоких деревьев, там, где их точно никто не заметит. Они собираются переждать это. Джим остается на страже всю ночь, даже не помышляет о сне, ломает голову над тем, почему больше никто не подумал искать убежища в этих лесах, за которыми почти и не следят. Может, потому что никто не ожидал кровавой бойни.
Он не оставил записки тете с дядей, надеясь, что это их хоть как-то обезопасит. Чем меньше они знают, тем лучше. Может, они тоже скроются, если солдаты придут за ними в поисках информации. Джим не имеет понятия, что он будет делать после того, как всех убьют, но Кодос, несомненно, обнаружит его исчезновение. И он придет за ними, они не смогут убегать вечно.
Джим осознает, что он не в состоянии спасти четыре тысячи человек, только не когда ему предстоит в одиночку прокормить семерых других детей. Но пусть он и понимает это, грызущее чувство не перестает его терзать, и не исчезает ненависть к самому себе, расползающаяся по его венам и медленно отравляющая его тело. Тысячи людей погибнут и ни черта не смогут с этим сделать.
–оОо–
Ранним утром, в день массового убийства, он выбирается из их укрытия и отправляется в город, чтобы добыть им хоть какую-то еду. Он знает, что это опасно, но другого выхода нет. Он должен помочь им поддерживать их силы, пока… пока… пока что-нибудь не случится, и кто-нибудь не придет и не спасет Джима и его семью, которую он выбрал, и не заставит Кодоса заплатить сполна за его несправедливость.
С тремя мешками, полными консервированных бобов, фруктов и овощей – которые Джим без особого удивления обнаруживает сложенными в подвале дома Кодоса, куда ему посчастливилось вломиться и выбраться незамеченным, – и с кровью еще одного человека на руках он возвращается обратно. Между городом и лесом лежит золотое поле, нетронутое и незапятнанное, словно бы реки крови не обмывали колонию в эту самую минуту. На краю поля, сразу по другую сторону неохраняемой ограды, через которую пробирается Джим, лежит багажная сумка.
Любопытствуя, Джим приближается к ней. В ней могло быть что угодно: вода, одежда, что-нибудь еще, что могло бы помочь им сейчас выжить. Он подходит, и то, что оказывается перед ним, заставляет его сердце замереть.
В сумке лежит младенец. Его глаза открыты, но он не плачет и вообще не издает никаких звуков. Джим паникует – вдруг он не дышит? – и тянется к запястью, чтобы проверить, есть ли пульс. Едва дотронувшись до ребенка, Джим сгибается пополам в агонии. Он ощущает его чувства через их соприкосновение, и в них так много боли. Она повсюду, и он хватается за голову, прежде чем приходит в себя и берет малыша на руки. Он – вулканец, осознает Джим, в миниатюрной робе, с острыми ушами, со слегка зеленой кожей и черными волосами со стрижкой под горшок. Очаровательно было бы его видеть где угодно, но здесь, сейчас, сердце Джима буквально разбивается. Листок выпадает из рукава одеяния ребенка. Текст на нем написан на Стандартном, и Джим пробегает по нему взглядом.