Джулия Берд
Мой прекрасный лорд
Коннору с любовью
Пролог
Увы, это мои последние слова. Смерть приближается, я слабею с каждой минутой. Но я не могу уйти, пока правда не будет открыта. Прочитайте, и узнаете, что свершилась ужасная несправедливость.
Я не убивал лорда Роджера Хардинга, то есть не совершал преступления, в котором меня обвиняют и за которое я заключен в Тауэр. Как я мог убить брата моей возлюбленной, моей ненаглядной Рейчел Хардинг? Нет, не мог. Хотя, если честно, он относился ко мне с таким презрением, с таким высокомерием! И это он, именно он старался убить меня в день нашей свадьбы.
Рейчел, любимая! Думать, что ты мертва, когда всего лишь два месяца назад ты была само воплощение жизни… Нет, это невыносимо! Прелестная девушка, нет, не девушка, она отдала мне свою невинность. Она была моей возлюбленной, моей жизнью и стала бы моей женой, если бы не вмешательство ее брата. Позвольте я расскажу об этом, потому что кто-то должен знать правду и… помнить.
Роджер был вне себя, узнав, что его отец пообещал мне руку Рейчел. Хотя я и виконт, но происхожу из купеческой семьи, и Роджер решительно отказывался забыть мое плебейское происхождение. Он в гневе ворвался в церковь, прервав обряд венчания. Позже, в тот же день, он крался за мной по пятам до самого дома. Выждав, когда мы остались одни, он напал на меня. Я пытался образумить его, но в конце концов в целях защиты мне пришлось прибегнуть к оружию. Мы были одни, без свидетелей. И меня обвинили в убийстве.
Я нашел убежище в аббатстве Мортон, где жил в монашеской келье. Каждую ночь Рейчел приходила ко мне. Она стучала шесть раз в окно моей каморки, и тогда я осторожно вылезал, и мы шли к ближним холмам и любили друг друга, пока не занималась заря. Я все еще помню, как ее нежные шелковистые волосы спадали на мои щеки, помню еле уловимый аромат ее кожи.
Но увы, наши запретные свидания длились недолго. Жалкий аббат, боясь, что король Генрих вскоре посетит монастырь, и, стремясь доставить королю удовольствие, выдал меня его приспешникам. И когда настала наша седьмая ночь, я выбрался в окно, но угодил прямо в руки шерифа.
И тогда Рейчел, которая видела все это, бросилась ко мне. Я попытался было воспользоваться всеобщим замешательством и убежать, но один из людей короля – презренный трус – выхватил оружие и убил бы меня, если бы Рейчел не заслонила меня собой. Я слышал звук шпаги, пронзившей плоть, и через мгновение ее стон, полный ужаса и боли. Страх отпечатался на ее лице, страх и удивление. Она как подкошенная упала на землю, шепча мое имя. Они не позволили мне прикоснуться к ней, даже когда ее тело было уже бездыханно.
Я не могу без нее жить и поэтому предпочитаю соединиться с ней, приняв смерть из рук палача. Но мое проклятие останется жить. Я клянусь Господом на небесах и дьяволом в преисподней, что обитатели аббатства Мортон не будут знать покоя до той поры, пока восходящее солнце не поцелует звезды.
Я проклинаю саму землю, на которой построено аббатство, и каждый камень под ним.
Пока не будет восстановлено мое доброе имя, я обещаю часто наведываться в эти места. И кто бы ни пришел сюда, он услышит мои горестные стенания. И так будет вовеки. Вовеки.
Лорд Баррет Гамильтон.
13 сентября 1536 г.
Глава 1
Кэролайн Уэйнрайт закрыла дневник, но продолжала держать его в дрожащих руках. Возможно ли, чтобы слова, написанные небрежным почерком почти триста лет назад, были настолько полны боли и гнева, что и сейчас пронзали до дрожи, как если бы кто-то нашептывал их, стоя за ее спиной.
Ее бил озноб. Она стояла в тонкой ночной сорочке, прижав толстую тетрадь к груди. Легкие темно-каштановые локоны шевелились на сквозняке, и она никак не могла унять дрожь. За окном бушевала гроза. На мгновение небо разрезала молния, словно, сливаясь в яркое зарево, одновременно вспыхнула тысяча свечей. Небесный огонь осветил портрет, на который смотрела Кэролайн. Он висел на противоположной стене как раз над ее постелью. Лорд Баррет Гамильтон. Ей казалось, что он смотрит прямо на нее, в полумраке его выразительные темные глаза проникали прямо ей в душу.
– Это всего лишь картина, – в сотый раз повторила она.
Она вертела дневник лорда Гамильтона в руках, разглядывая его в свете масляной лампы. Наконец она поняла мужчину, который так долго занимал ее воображение. И поняла причину его проклятия. Этот дневник воскресил легенду, которая почти разрушила ее жизнь, лишив шанса на счастливое замужество.
Через одну коротенькую неделю ей исполнится двадцать пять лет, и если к этому времени она не выйдет замуж, то потеряет свой дом, поместье Фаллингейт, и все ее имущество перейдет к брату Джорджу. К сожалению, так и не нашлось достойного джентльмена, который решился бы повести ее к алтарю. Тех из них, кто был доведен до отчаяния своим финансовым положением и готов жениться на ней лишь бы поправить дела, останавливали предостережения и слухи о том, что появляться в этом поместье, расположенном в отдаленном, пустынном уголке Крэгмира, небезопасно. А достаточно обеспеченные рассматривали Фаллингейт как товар второго сорта и могли позволить себе партию, не отягощенную подобными сомнительными историями. Кэролайн не отличалась яркой внешностью, и никто не женился бы на ней просто по любви, что само по себе совершенно абсурдно для любого здравомыслящего джентльмена или леди, занимающих определенное положение в обществе.
Кэролайн довольно скептически относилась к собственной внешности. Она не считала себя дурнушкой, но полагала, что природа могла бы быть пощедрее. Ей стоило только бросить взгляд на свой портрет, который висел на стене рядом с окном спальни, чтобы в этом убедиться. Портрет был написан, когда ей исполнилось шестнадцать, но все еще довольно точно соответствовал оригиналу. Несмотря на мягкость линий, ее лицо таило отпечаток скрытого драматизма, глаза имели нежный оттенок голубизны, словно яйцо малиновки, и в них прочитывался острый ум. За стеклами очков, которые она носила, они казались особенно большими. Очки не портили ее, напротив, придавали облику особую изысканность. Брови изящны, но слишком прямы.
Что касается волос, она поднимала их наверх и закалывала на макушке согласно моде, но темных локонов, вьющихся от природы, не касалась рука парикмахера. Шея длинная и стройная, а фигура имела женственные очертания и изгибы. Короче, она привлекала, но не поражала. Она являла собой пример тихой нежной красоты, которой чужда всякая вычурность и броскость. Кэролайн зачитывалась романами о любви, а на людях предпочитала отмалчиваться и держаться в тени. В глазах окружающих она была серьезной и скромной особой. Или, как однажды заметила жена ее брата, Кэролайн имела «тенденцию слиться с обоями».
Она мечтала о любви. Но увы, ей грозила перспектива остаться старой девой. Она отчаялась и больше ничего не ждала, однако была бы рада обрести достойного мужа, хотя бы для того, чтобы обеспечить свое будущее.
– Добрый вечер, мисс, – сказала Бидди, пожилая экономка Кэролайн, бывшая когда-то ее горничной. Она появилась в дверях в темном шерстяном платье, с обычным выражением материнской заботы на лице. – Опять зачитались, мисс?
– Нет, Бидди, это не книга. Я читала удивительный дневник. – Кэролайн села в постели, опираясь на подушки и перелистывая пожелтевшие страницы толстой тетради. – Физерс нашел его на чердаке в коробке со старыми книгами, датированными временем Генриха VIII. Я не имела представления, что они там. Должно быть, их положил туда сэр Тоби.
– Сэр Тоби?
– Ну да, он строил Фаллингейт после того, как старое аббатство Мортон разрушили во времена Реформации.
– Не могу сказать, что я много знаю об этой истории, мисс.
– Сэр Тоби использовал кирпичи от разрушенного аббатства для фундамента этого дома. Он, так же как и я, очень интересовался всем, что касается лорда Гамильтона.