Приглушенный голос. Из другой комнаты. Из комнаты, в которую ему не позволено входить. Мне не нужен здесь этот маленький щенок… Не здесь. Торнтон говорит, что ребенок не ваш, Бэзил. Ваш отец, спаси Господи его душу, умер. Помните, кто вы, Бэзил. Не проклинайте меня, юноша. Что вы сказали? Да, я говорил, чтобы она убиралась. Она не достойна быть вашей женой! Она дочь бастарда. Что вы говорите?
И затем послышался другой, родной голос. Нежные руки, которые купали его маленькое мальчишеское тельце, перебирали его волосы. Она плакала. Мы никто здесь, мой дорогой. И так будет всегда. Твоя мама любит тебя. Не надо плакать, малыш. Все это скоро кончится.
Любящие руки опускали его в воду. Он думал, это игра. И начал смеяться, но она опускала его все глубже, не позволяя вынырнуть и глотнуть воздуха. Он начал беспомощно бить по воде руками… Мама! Мама! Мне нечем дышать! Он барахтался, стараясь вынырнуть на поверхность, сделать один-единственный вдох, он желал этого больше всего на свете. Даже больше материнской любви. Он выжил бы. Не имеет значения, что Нана говорила о нем. Он хотел жить!
Лукас вынырнул из воды, как заряд из пушки, хватая воздух так жадно, что едва не задохнулся от усилий. Что это? Кто была его мать? Почему она пыталась утопить его? И почему никогда прежде он не вспоминал о ней? Никогда. Он поежился, внезапно его пробрала дрожь, и рука снова потянулась к шраму на спине. Старина Робин Роджер учил его не предаваться воспоминаниям. Он ничто. Никто. А если вы никто, вам нечего вспоминать.
Воспоминания – а были ли они у него, его собственные воспоминания, – начали таять. И привычная пустота заполонила его мысли. Что-то явно случилось с его головой, иначе откуда все эти фантазии? Этот проклятый дом совсем сбил его с толку. «Может, это привидения», – подумал он, посмеиваясь про себя.
Или во всем виновата она? Она, эта странная мисс, его жена. Она расшевелила его мысли, его душу. Ну уж дудки! Он не позволит ей. У него есть о ком думать. Мальчики. Мальчик.
После обеда, выждав, когда доктор Теодор направился к себе, Аманда пошла следом за ним. Она накинула светлую пелерину, завязала ленты и выскользнула через боковую дверь, надеясь перехватить доктора на полпути. Но видимо, он шел слишком быстро, и она сумела разглядеть лишь его спину, которая вскоре скрылась за дверью его флигеля.
Аманда разочарованно поджала губы. Окликнуть доктора она не могла, боясь, что Кэролайн может услышать. Ах, Боже мой, нельзя упустить этот единственный шанс поговорить наедине, когда Шабала уехал в Девон встретиться с адвокатом по поводу брачного соглашения. Аманда прикрыла глаза, и легкая волна головокружения омыла ее, как океан омывает далекий материк. Ветер бил в лицо с немилосердным упорством, но она едва ли замечала это. В любом случае ветер был ничто по сравнению с мучительными воспоминаниями, которые не оставляли ее все последние дни. Она так живо помнила тот последний раз, когда осталась наедине с мужчиной. Почему снова всплыли эти воспоминания, из-за приезда Лукаса Дэвина или доктора Кавендиша?
Аманда поежилась и обхватила себя за плечи, стараясь спрятаться от холодного ветра и еще раз обдумывая свое решение. Она хотела поговорить с доктором, это более чем очевидно. В конце концов, она взрослая женщина. И вряд ли существует такой мужчина, которому она позволила бы обидеть себя, как это случилось в ее юные годы. И ей не надо опасаться за свою репутацию. Все думают, что она вдова. В любом случае чужие мнения ее не страшили. Нет, Аманда боялась другого – собственного чувства к нему.
Она до крови прикусила губу и тихо заплакала, проклиная собственную слабость. Она-то думала, что уже не способна на это, что Господь дал женщине так много слез, чтобы однажды она могла выплакать их и тем самым освободиться от них навсегда. Ну почему она так эмоциональна! Доктор Кавендиш совсем другой.
Аманда вытерла мокрые щеки. Она должна держать себя в руках, иначе не сможет помочь Кэролайн. Нужно удержать Кэрол от роковой ошибки, столь же глупой, как та, что совершила она сама много лет назад. Аманда накинула капюшон и решительно направилась к флигелю.
Постучав пару раз и так и не получив ответа, она толкнула дверь.
– Доктор Кавендиш! Вы здесь?
– Милости просим! Милости просим! – раздался неожиданно резкий голос.
Аманда решила, что эти слова позволяют ей войти, хотя и принадлежат кому-то другому, не доктору. Жаль, значит, им не удастся поговорить наедине.
– Здесь кто-то есть? – спросила она, оглядываясь по сторонам и чувствуя некоторый трепет от окружавшего ее удивительного мира доктора. Развязывая ленты пелерины, она пыталась найти обладателя этого странного гортанного голоса.
– Милости просим! Просим, просим, просим…
Голос, казалось, шел от дальней стены. Аманда внимательно оглядела большое двухэтажное помещение, ее глаза прошлись по стенам, увешанным плетеными циновками, отметили два стула около камина и стол, уставленный пробирками и колбами, а также открытую лестницу, которая подпирала стену и вела наверх, по-видимому, в спальню доктора. Наконец она обнаружила источник странного звука: клетку с попугаем, стоящую в углу.
– Не может быть! – смеясь, воскликнула она. – Попугай!
Аманда встречала таких птиц на рисунках в книгах, но никогда не видела их воочию. Она подошла поближе к клетке, и тут что-то внезапно обрушилось на ее плечи. Две руки вцепились ей в шею.
– Ради Бога, помогите!
Аманда быстро повернулась посмотреть, кто же напал на нее, но никого не увидела. А цепкие руки продолжали сжимать ее шею.
– Миссис Пламшоу? – послышался голос Теодора с верхней площадки лестницы. – Что за приятный сюрприз! Я вижу, вы подверглись нападению со стороны мистера Пикл-суэрта. А ну-ка пошел отсюда, наглое животное!
Теодор легко сбежал с лестницы, и атакующий оставил свою жертву. Злое существо подтянулось на стропила, с которых свисали африканские знамена и щиты, и повисло под потолком. Только тогда Аманда смогла разглядеть, кто же это был.
– Обезьянка! – воскликнула она, вздохнув с облегчением и даже некоторым удовольствием. – Мистер Пиклсуэрт обезьяна?
– Обезьяна-паук, если быть точным. – Теодор встал рядом с гостьей и, вежливо поклонившись, поднес ее руку к своим губам. – Добро пожаловать в мое убежище, мэм!
Его губы коснулись ее ладони, теплое дыхание согревало запястье, и дрожь пробежала вверх по руке. Ах, Боже праведный, сколько же времени прошло с тех пор, когда мужчина выказывал ей такую любезность! Но жест доктора не означал чего-то особенного, он по натуре был галантен и способен на экстравагантные поступки. Каждое мгновение доставляло ему радость, и он старался прожить жизнь как можно полнее. Она не рискнула бы вообразить, что он оказывает ей особое внимание. Однажды она уже ошиблась в намерениях мужчины и жестоко поплатилась за это. Стоит ли повторять ошибки?
Она повернулась к клетке с птицей, изображая повышенный интерес.
– Ваш попугай уже тепло поприветствовал меня, доктор Кавендиш. Он компенсирует вам отсутствие дворецкого? И как же его зовут?
Карие глаза Теодора зажглись неподдельным восхищением, мягкие полные губы, едва заметные между бородой и усами, дрогнули.
– Это Профессор Снипплуит. Он готов приветствовать вас без всякой компенсации. Живя в Африке, я в течение нескольких лет обучал его английским обычаям, поэтому, если он вздумает пронзительно кричать, словно он в джунглях, мне придется пустить его на жаркое.
Легко рассмеявшись, Аманда подошла к лабораторному столу. Его гладкая дубовая поверхность была завалена разными бумагами, заставлена множеством мензурок, колб и пузырьков, с которыми соседствовали ступка с пестиком, а также коробки с травами всевозможных цветов и запахов. Ее ноздри затрепетали, втягивая ароматы мяты, тмина и трав, названия которых она не знала, да, впрочем, и не видела раньше. Ее взгляд упал на огромную толстую книгу, которая наверняка хранила множество секретов.