— А буквально? — настаивал Кайафа.
— Представь себе, коэн, пустую землю, на которую еще не ступил человек. Все готово для его прихода. Зверье в лесах и горах, рыба в морях и реках, птицы в небе, травы и плоды на земле… Ты хотел бы начать с самого начала, Кайафа? С последнего дня творения? И принять в нем участие — не как свидетель, а как партнер? Более того, как творец?
— Ты хочешь посягнуть на роль Господа? — странно, но не было ожидаемого ужаса в голосе первосвященника, а только хитрое любопытство: как выкрутится бывший Машиах, что ответит Он же, помнится, никогда прежде не решался на такое кощунство.
Но Иешуа был прост, как правда.
— Хочу, — сказал он. — Хочу, если принижать Его роль до унылой каждодневной, рутинной работы. Но разве достойно Творцу копаться в грязи?.. Я не ведаю, повторяю, кто Он и где Он, но я верю, что мир наш и мы в нем — Его творение, как и все во Вселенной, как и сама Вселенная или — по твоему разумению, Кайафа, — как сама бездна, над которой летал Его дух. Заметь: над бездной! То есть вне пределов того, что мы хоть как-то можем представить своим жалким умишком. Поэтому я не верю и всем завещаю не верить в то, что Бог неустанно следит за всем и всеми на земле. Он исполнил задуманное за шесть дней творения, «и сотворил Бог человека по образу Своему… мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею», «и увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма». И это — финал творения. Книга Брейшит, самое ее начало. А дальше — повторения и интерпретация, которые кому-то зачем-то были выгодны. В святой Книге много повторов, зачастую не совпадающих друг с другом, а зачастую повторяющих друг друга слово в слово, ты это не хуже меня знаешь, Кайафа. Впрочем, они тоже весьма любопытны и есть в них своя истина…
Кайафа не отказывался от спора. Молчал-молчал и вдруг очнулся, заговорил. И заговорил-то — будто не молчал вовсе.
— Почему повторения? — не согласился он. — Далее — расшифровка, уточнение подробностей: как был создан Адам, как — Ева. Разве подробности не важны для тебя?
Иешуа засмеялся.
— Подробности — для не верящих в посылку. А посылка проста: Бог создал людей и отдал им Землю: «обладайте ею». А дальше, Кайафа, — никакая не расшифровка. Дальше — История человечества, а история вообще — наука неточная, зависимая не от факта, а от прихоти интерпретатора. Хочешь верить интерпретациям — не неволю тебя. Но провозглашаю провозглашенное Книгой: в самом начале было слово, и слово это — Бог. А потом начались дела человеческие, которые, к несчастью, чаще всего делались именем Бога, а он — утверждаю! — не имеет о том ни мадейшего понятия.
— И что ты задумал?
— Начать сначала. С седьмого дня, когда Бог решил отдохнуть. Это — Его право, он славно потрудился. Но у созданных Им нет времени для отдыха. Хочешь начать со мной?
К кому был вопрос? К Кайафе? Или все-таки к Петру?
Петр промолчал. Кайафа ответил вопросом:
— В качестве кого, нацеретянин?
— Ну, не знаю… — Иешуа опять засмеялся. Что-то смешинки его не оставляли, несмотря на всю серьезность происходящего. А с другой стороны бал… — Для начала нужны, двое — он и она. Они есть уже… Да, забыл, еще был змий-искуситель, а по сути — дьявол. Будешь дьяволом, Кайафа?
— Ты с ума сошел! — Наконец Петр услыхал ужас: Кайфа слишком бережно и всерьез относился к своей религии и даже помыслить не мог о предложенном Машиахом.
— Не будешь, — констатировал Иешуа. — Так я и думал. Но ничего, у нас есть собственный дьявол. Хочешь познакомиться, коэн-гадол?
Кайафа упал на колени, уронил лицо в открытые ладони, уложенные на грязный мрамор двора, и что-то зашептал быстро-быстро. Петр ощущал острый и удушливый запах эфира — запах чужой боли. Петр отлично знал, каков Кайафа в деле: оно для него — все, тут шути не шути — он серьезен до непробиваемости. Качество достойное искреннего уважения. А Петр, если вспомнить странные взаимоотношения коэна-гадола и эллина Доментиуса, относился к Кайафе с уважением.
А Иешуа вдруг повернулся к Петру, спросил вслух по-русски:
— Ты все понял, Кифа?
— Что я должен был понять, Иешуа? — горько усмехнулся Петр. — Что ты говорил с Кайафой, а обращался ко мне? Что ты снова задумал что-то, в чем я не участвую? Что мне оставаться в общине, которая теперь зовется страной Храм? Что еще я мог понять, Иешуа?
— Что я не могу ничего сделать, Кифа, а ничего не делать я тоже не могу, тоже с горечью ответил Иешуа и добавил тихо: — Я должен уйти, Кифа, понимаешь должен. Я действительно хочу начать все сначала… — И вдруг перешел на привычный в их общении обмен мыслями: