– Я вернусь в дом. Думаю, без зонта нам не обойтись, – сказала Кэтрин.
– Дай мне ключи от машины, я пока выведу ее из гаража и подгоню к главному входу. – Оливер потянулся за ключами, которые держала в руке Кэтрин. Мысль о том, что он не садился за руль со времени аварии, заставила ее помедлить. – Не бойся, со мной все в порядке, – успокоил ее Оливер. – Уж машину-то я точно водить не разучился, – лукаво улыбнулся он.
Кэтрин ответила ему смущенной улыбкой и вложила ключи в его ладонь. В доме ей пришлось облазить все шкафы в поисках своего модного цветного зонта, но он словно сквозь землю провалился. Пришлось взять старомодный черный зонт с ручкой из слоновой кости. Выйдя через главный вход особняка, она увидела, что машина уже стоит на подъездной аллее. Оливер сидел на водительском месте, и уступать его явно не собирался. Немного поколебавшись, Кэтрин открыла дверцу со стороны пассажирского места и тут заметила, что на заднем сиденье лежит скромный букетик из садовых ландышей и незабудок, росших у нее на тенистой поляне под высокими деревьями. Букет, приготовленный Оливером, навел ее на мысли о кладбище. Как она сразу не сообразила! Ведь мать Оливера давно умерла, и, видимо, он решил навестить ее могилу. Кэтрин открыла бардачок, достала оттуда ножницы и, оставив дверцу открытой, ступила на газон, где росли пышные белые и розовые пионы. Нарезав большой букет, она вернулась к машине, положила цветы на заднее сиденье рядом с букетом Оливера и села на пассажирское место.
– Поехали? – спросил Оливер, бросив на нее признательный взгляд.
Кэтрин кивнула.
– Только не очень быстро, – попросила она.
На западном шоссе их встретил шквал ветра, который обрушил на лобовое стекло машины дождевые брызги, смешанные с пылью, листья и мелкие сучья, сорванные с деревьев его ураганной силой. Кэтрин уже подумывала, не лучше ли вернуться и переждать ураган под крышей дома, как шквал понесся дальше, а на смену ему пришел монотонный частый дождь, тихо застучавший по крыше автомобиля. Окна были закрыты, и посередине разгулявшейся непогоды Кэтрин вдруг почувствовала себя очень уютно в салоне машины рядом с Оливером. Ей захотелось сказать ему об этом, но она промолчала, чтобы не отвлекать его внимание от мокрой дороги, только иногда поглядывала на его мужественный профиль. Оливер молчал, то ли сосредоточившись на дороге, то ли погрузившись в свои мысли. Она и сама пребывала в напряжении, беспокоясь за него. Воспоминание о приступе, случившемся с ним накануне, еще не стерлось из ее памяти. Надо было ей поговорить с Майклом Вудом, перед тем как соглашаться на эту «экскурсию в прошлое». Кто знает, а вдруг такой приступ повторится с ним сегодня? Но теперь сожалеть об этом было поздно. Тем более что Оливера, как правило, невозможно было отговорить от того, что он задумал. Ей вдруг вспомнился совсем другой Оливер, каким она нашла его прошлой ночью на лестнице. Впервые ей довелось увидеть его откровенно страдающим, потерявшим в себе уверенность. Но как быстро удалось ему восстановить былую уверенность! Пожалуй, таким страстным и изобретательным любовником она его до сих пор не знала. Даже воспоминание о том, чем они занимались почти всю ночь, вызвало сладостную дрожь в ее теле.
За мыслями Кэтрин не заметила, как они свернули на проселок. И только появившийся впереди силуэт старой церкви, знакомой ей с детских лет, вывел ее из задумчивости, и она поняла, что они прибыли на место. На стоянке для машин неподалеку от церкви Оливер заглушил двигатель и убрал руки с руля. Кэтрин обратила внимание, что он вытер их носовым платком, но промолчала. И так было ясно, что эти несколько миль по мокрому от дождя шоссе потребовали от него большого напряжения. В салоне стало тихо, только дождь продолжал методично барабанить по крыше. Кэтрин дотронулась до руки Оливера. Он порывисто обернулся к ней, обнял за плечи и притянул к себе. Голова Кэтрин склонилась к нему на плечо. В синих озерах его глаз она увидела совершенно новое выражение. Словно он испытывает чувство вины. Перед кем он виноват? Перед ней? Помолчав немного, Оливер заговорил: – Знаешь, сегодня ночью я пережил страшное потрясение. Мне казалось… Нет, я был уверен, что потерял тебя. Что ты заботишься обо мне только из сострадания. Я вдруг почувствовал себя одиноким, никому не нужным. Когда ты заходила ко мне, я не спал. Мне вспомнилась вся моя жизнь. Говорят, так бывает в последние мгновения перед смертью. Я вспомнил свое детство и отрочество и понял, почему с таким упорством оберегал свое одиночество. Хотя всегда полагал, что оберегаю собственную независимость. Оказалось, во мне доминировал детский эгоизм. Представляешь? В тридцать с лишним лет обнаружить, что ты так и не вырос из своего короткого детства с его комплексами и обидами.