Даже забавно, что я пытаюсь.
Речь для свадьбы Сони написана уже давно. В ту ночь, когда Уэсли сделал ей предложение, я начинаю вести дневник, в котором записываю свои идеи и мысли о том, что могу сказать ей в этот знаменательный день. Я заполняю страницы забавными историями и анекдотами из колледжа. Если натыкалась на совет по поводу брака, читала подходящий отрывок в книге или милую строчку из стихотворения, то добавляла ее в дневник. Каждый раз, когда она писала мне что-нибудь приятное об Уэсли, я добавляла это туда же. Сегодня утром, перед началом праздничного дня, когда мы с ней валялись без дела, я отдала ей дневник.
— Это вся моя речь, все, что я сказала бы, если бы у меня было на это десять часов.
Открыв обложку, она обнаружила нашу фотографию, приклеенную на первой странице. Она была сделана в тот день, когда мы переехали в общежитие для первокурсников и стали соседями по комнате.
— Позже, на приеме, я расскажу о том, как терпелива и добра любовь и как Уэсли повезло, что у него есть ты, но правда в том, что мне тоже повезло, что ты у меня есть. Ты была мне сестрой, кем-то, кого я принимала как должное снова и снова. Знаю, что наши отношения не всегда были легкими. Знаю, что иногда я крепкий орешек, но я так сильно люблю тебя, Соня. Ты не представляешь, как ты важна для меня.
Теперь, перед толпой гостей, я делюсь сокращенной версией этого дневника. Они узнают только основные моменты, приторно-сладкую версию того, почему Соня и Уэсли созданы друг для друга, историю их первого свидания, когда Соня примчалась домой и гордо заявила, что ее больше нет на рынке.
Ближе к концу речи, я поднимаю глаза от карточки, и мой взгляд притягивается к двойным дверям в задней части банкетного зала.
Мой желудок туго сжимается.
Сначала я не верю своим глазам.
Профессор Барклай стоит там, прислонившись к стене, скрытый слабым освещением.
Перед ним проходит официант, и я ожидаю, что он рассеется, как иллюзия, как песок, унесенный ветром, но он остается. Никто, кажется, не понимает его серьезности. Никто больше не оборачивается, чтобы посмотреть. Их внимание приковано ко мне и Куперу, а также к жениху и невесте, сидящим за главным столом.
Он одет в строгий черный смокинг, из нагрудного кармана которого выглядывает сложенный белый квадратик. На лице нет улыбки, вместо этого он смотрит на меня с тихим благоговением, наблюдает, как я заикаюсь и заканчиваю речь, полагаясь только на мышечную память.
— Мы все чувствуем себя счастливыми, что празднуем здесь с Уэсли и Соней, — говорю я, чувствуя себя как во сне. — Эти два человека действительно созданы друг для друга. Давайте поднимем наши бокалы за жениха и невесту и пожелаем им любви и счастья на всю жизнь. Выпьем!
Делаю глоток шампанского, и тут все аплодируют. Передаю микрофон Куперу и пытаюсь сосредоточиться на настоящем, но у меня не получается. Профессор Барклай на свадьбе Сони, хотя я его не приглашала, а снова и снова отталкивала его, хотя он мой босс, а я бывшая студентка, которую он не замечал, несмотря на то, что путь вперед сложен… он здесь.
Меня трясет от мощного коктейля из адреналина и остаточных нервов, вызванных необходимостью выступать перед аудиторией в несколько сотен человек. Всего на мгновение отвожу взгляд от Купера, возвращаясь к месту, где стоял профессор Барклай, но обнаруживаю, что его там уже нет. Немедленно начинаю осматривать толпу в поисках его, но тут Купер произносит мое имя, и я ругаю себя за то, что не уделяю больше внимания его речи. Он рассказывает историю о том, как Уэсли, Соня, он и я поехали в отпуск на пляж и были ужалены медузами. Я теряю нить. Понятия не имею, почему эта история имеет отношение к свадьбе Сони и Уэсли, но опять же, в данный момент я не самый лучший слушатель в мире.
Наконец, Купер заканчивает свою речь, и мы поднимаем бокалы с шампанским в честь Сони и Уэсли. Официанты плавно отправляются убирать пустые тарелки со столов, а отец Сони встает, чтобы занять наше место.
Мне ничего не остается, как занять свое место и постараться быть внимательной. Я сижу по левую руку от невесты и не хочу никого отвлекать от прослушивания речи. Заставляю себя переключить внимание на отца Сони, и, хотя послушно слушаю, не слышу ни единого слова. В голове гудит. Заламываю руки под столом. Аудитория смеется, и через полминуты я присоединяюсь.