Мгновение она стоит неподвижно, без сомнения, обдумывая свой следующий шаг, а затем подходит ближе, нерешительными шагами приближаясь к двери. Я пытаюсь не дать разочарованию захлестнуть меня, но невозможно не чувствовать надвигающуюся потерю. Затем рукой тянется к дверной ручке, и, к моему удивлению, она вновь закрывает замок.
После сделанного она не двигается с места, как будто этот маленький поступок отнимает у нее все мужество. Ее сумочка по-прежнему зажата в руке, а глаза устремлены в пол. Она сглатывает, и я протягиваю руку, чтобы коснуться ее подбородка, поворачивая ее лицо так, чтобы Эмелия была вынуждена посмотреть на меня.
— Скажи мне правду. Тебе понравилось сидеть на стуле, Эмелия? Перед классом? У моих ног?
Она отводит взгляд, как будто смущена, но я беру ее за подбородок и быстро возвращаю ее взгляд к своему. Она кивает только один раз.
Я отпускаю ее и прижимаю к себе. И лишь частично скрываю ее отражение в зеркале.
Минуту я наслаждаюсь ощущением того, как она прижимается ко мне. Смотрю в ее страстные глаза и на наряд школьницы. Мне не нравится. Если бы я мог, то раздел бы ее.
Я хочу прикоснуться к ней, но не могу.
Хочу поцеловать ее, но… черт.
Беру ее за руку, в которой она держит сумочку, и заставляю разжать пальцы. Сумочка падает на пол, но мне все равно. Взяв ее руку, опускаю на бедро, чуть ниже подола ее маленькой плиссированной юбки.
— Я не прикоснусь к тебе, малышка. Тебе придется сделать это самостоятельно.
Она дрожит, и я едва сдерживаю желание подойти ближе и прижать ее к жесткой металлической двери. Пытаюсь понять, как переступить черту нравственности, погрузиться в мутные серые воды и выйти чистым.
Затем расправляю свою большую ладонь так, что она почти полностью накрывает ее, и делаю паузу, давая ей привыкнуть к этой мысли. С ее стороны не должно быть никаких сомнений по поводу того, что сейчас произойдет.
Кто-то говорит прямо по ту сторону двери, и Эмелия дергается. Я сдерживаю улыбку.
Она мне нравится такой — на взводе, дрожащая, нервная.
У нас не так много времени. В конце концов, руководство разозлится из-за того, что мы отсиживаемся в одном из туалетов. Или, что еще хуже, здравый смысл победит.
Я вижу, как вздрагивает ее живот, когда засовываю руку под юбку, приподнимая ткань, чтобы открыть лавандовое шелковое белье. Эти трусики — последнее, что скрывает ее от моего взгляда, и они слегка сдвинуты, так и просятся, чтобы их полностью убрали. Вместо этого я поднимаю наши руки и кладу их под верх ее нижнего белья, чуть ниже пупка. Тонкий материал дразнит костяшки пальцев, я направляю ее руку ниже, и Эмелия хнычет. Влажное горячее тепло окружает нас.
— Твоя кожа так легко краснеет. Это такой хороший способ увидеть, как я влияю на тебя.
И это правда. Она выглядит такой хрупкой и беззащитной, синева ее вен скрывается прямо под поверхностью бледной кожи.
— Профессор Барклай, — выдыхает она, когда наши руки скользят еще ниже.
Я мог бы сказать ей, чтобы она называла меня Джонатаном, но знаю, что никто из нас этого не хочет. Тот факт, что я ее профессор, является одной из причин, по которой мы здесь в первую очередь.
Я провожу ее средним пальцем вверх и вниз по ее центру, затем наблюдаю, как она поднимает взгляд и видит нас в зеркале. Ее глаза расширяются, но она не отводит взгляд. А с восторженным вниманием наблюдает, как я обхватываю ее средний палец своим и ввожу их в нее. Она приподнимается на цыпочки, несомненно, ошеломленная. Низкий стон вырывается из меня, но я остаюсь там, погруженный в ее жар, на мучительную секунду, прежде чем убираю свой палец и оставлю там ее.
— Хватит, — укоряю я себя, она должна сделать это сама. — Потрогай себя, Эмелия.
Она делает то, о чем я прошу, медленно наращивая свое желание.
— Еще, — настаиваю я, зная, что рано или поздно раздастся стук, и это может закончиться в любой момент.
Говорю ей, что делать, как сильно давить, как глубоко вводить палец в себя. Она слушает каждое слово, послушная, как я и предполагаю.
Я смотрю вниз, на ее руку, двигающуюся в нижнем белье, и это такое жалкое зрелище — она все еще полностью скрыта, но этого достаточно, чтобы я отчаянно захотел ее.
— Эмелия! — Кто-то начинает колотить в дверь, и я быстро зажимаю ей рот рукой, прежде чем она успевает вскрикнуть от шока. — Ты что, упала в унитаз или что?! — спрашивают они.
Эмелия пытается выдернуть руку из трусиков, но я кладу другую руку ей на запястье, удерживая ее в центре игры, в которую мы играем. Мы не остановимся. Ее друзья могут послушать, если до этого дойдет.