Не спрашивая, он меняет на вино напиток, который я наспех приготовила на кухне. Чувствую, как его пальцы касаются моих, но прикосновение исчезает слишком быстро.
— Так будет вкуснее, — говорит он, огибает меня и подходит, чтобы толкнуть ботинком тяжелый винный ящик к двери.
Заблокированная внутри, я внезапно чувствую клаустрофобию в тускло освещенной комнате.
Он смотрит на меня и делает глоток, затем кивает, чтобы я сделала то же самое.
Подношу бокал к губам и позволяю вину наполнить мой рот. Оно божественно, и я знаю, что он, должно быть, замечает восторг на моем лице.
Он допивает остатки и отставляет бокал на стойку, вновь сосредоточивая все свое внимание на мне. Это непосильная ноша, но я стараюсь не поддаваться нервам.
— Я нахожусь на перепутье, — говорит он, подходя ко мне. Обходит меня, задевая своим плечом мое, затем встает у меня за спиной и хватает меня за руку, поднося мой бокал к губам и заставляя меня сделать еще глоток. — Видишь ли, Эмелия… ты не позволяешь мне играть с тобой на работе. Ты не позволяешь мне пригласить тебя на свидание… И я начинаю сомневаться, что ты хочешь этого так же сильно, как и я.
Он рукой обхватывает мою шею и запрокидывает голову назад, пока мое горло полностью не оказывается перед ним. Затем снова поднимает мой бокал, и на этот раз он заставляет меня пить и пить, до тех пор, пока не кончится вино. Капля выскальзывает у меня изо рта, и он смотрит, как она скатывается по моему подбородку и падает на грудь.
— Ты хочешь быть моей любимицей?
Его указательный палец лежит прямо над моей яремной веной, мой учащенный пульс говорит абсолютную правду.
Я задыхаюсь, когда он другой рукой находит низ моего платья и начинает собирать материал. Дюйм за дюймом обнажаются мои ноги. Прохладный воздух касается верхней части бедра, а затем его рука скользит между моих ног, по мягкому шелку, покрывающему меня. Он находит именно то, что ему нужно, доказательство моего желания.
Низкого рычания, с которым он прижимается к моим волосам, достаточно, чтобы заставить меня кончить.
Я хочу его, безумно хочу, и теперь он знает об этом.
— Может, мне оставить тебя так? Позволить уйти домой и попытаться удовлетворить себя?
Джонатан убирает руку от моих трусиков, и я вскрикиваю.
Он цокает языком.
— Теперь говори.
— Пожалуйста.
Мое слово — тихий всхлип.
Вечеринка не так уж далеко. За углом в гостиной собрались друзья Александра, веселье в самом разгаре.
— Что ты делаешь, Эмелия?
Пытаюсь сохранить последние остатки решимости, которые у меня есть.
Цепляюсь за последнюю ниточку надежды.
На самом деле, я рассыпаюсь.
— Притворяюсь… — вот ответ, на котором я останавливаюсь.
И он не выглядит раздраженным его расплывчатостью. Похоже, он понимает, потому что возвращает руку между моих ног.
— Как ты думаешь, будет лучше, если мы оставим друг друга в покое? Если мы продолжим притворяться?
Лучше?
Хуже. Намного хуже.
Я не думала об этом. Я не думала о том, что можно избежать неизбежного.
Цепляюсь за его запястье и направляю его руку, пока он водит ею взад-вперед по центру моих трусиков. Держу его там, где он мне нужен, безмерно взволнованная, когда он вознаграждает меня и отодвигает материал в сторону, доставляя мне удовольствие чувствовать, как его пальцы медленно скользят по моей влажности, распределяя ее по мне.
Другой рукой я сжимаю горлышко пустого бокала, когда Джонатан издает низкий раздраженный рык и внезапно задирает мое платье так, что оно оказывается вокруг талии. Я делаю полшага в сторону левой ногой, давая его руке достаточно места, чтобы встать между моих бедер. Закрываю глаза и оцениваю его размер, то, как его большая ладонь, кажется, полностью накрывает меня. Тыльной стороной ладони он трется об меня, вызывая множество покалываний в тот самый момент, когда его средний палец погружается внутрь меня. Я задерживаю дыхание и жду, но он входит только до первой костяшки, затем снова вынимает его. Замираю от разочарования, а он мрачно усмехается мне в волосы, шепча, какая я нетерпеливая, неблагодарная, жадная.
Я питаюсь его словами, потому что изголодалась по ним. Никто и никогда не говорил со мной так, не называл меня любимицей и маленькой девочкой, не смел разговаривать со мной именно так, как я хочу. Джонатан знает, как мне это нравится, даже без того, чтобы я прямо сказала ему об этом. Он наблюдателен. Находиться под его наблюдением немного нервирует и в то же время волнует. В прошлых отношениях я никогда не могла быть по-настоящему честной, никогда не называла желаемых вещей, опасаясь, что мои партнеры потеряют из виду человека, которым я являюсь за пределами спальни, или, что еще хуже, как Оуэн, открыто высмеют меня за это.