Нет, не сузились или наоборот расширились от удивления.
Они физически стали другими – крупнее, ближе друг к другу, раскосые и хищные. Цвет и форма зрачков тоже изменились – из черных они стали темно-желтыми, сверкающими и вытянутыми вертикально, как у кошки.
Все эти детали я подметила, не прекращая орать во весь голос, сжимая побелевшими пальцами воротник пальто моего монстра-профессора.
Будто опомнившись, Макмиллан дернул руль в сторону обочины, на удивление точно и ровно на такой скорости выруливая на гравий.
– Ты что здесь делаешь?! – повернувшись, зарычал не своим, низким голосом, заглушая мои вопли…
Мне же было настолько страшно, что на его праведный гнев уже было начхать – единственной разумной мыслью было бежать отсюда, и подальше. Особенно, когда я увидела, что изменились не только его глаза, но и все лицо – посерело, черты заострились, огрубели… нос стал плоским, как у льва или тигра, челюсть же, наоборот, выпятилась далеко вперед, обозначив очертания клыков.
Больше всего он походил теперь на одного из тех преступников с картинок Ломброзо начала двадцатого века.
И это было слишком. Это было чересчур.
Проверять, что произойдет раньше – я сойду с ума или же он набросится и разорвет меня на части – у меня не было никакого желания, а потому, не дождавшись даже, пока машина полностью остановится, я дернула ручку дверцы, выкатилась на гравий, вскочила, подлетая над землей, и, не чуя под собой ног, бросилась под укрытие ближайших деревьев.
Сколько я так бежала, сказать было трудно, но, наверняка долго, потому что успело стемнеть. Неслась, не разбирая дороги и не замечая даже, что низкий колючий кустарник раздирает мои голые ноги в кровь.
И только окончательно выбившись из сил, я позволила себе остановиться. Впрочем, у меня не было выбора – иначе бы я просто рухнула лицом вниз.
Упершись рукой в ствол огромного, старого дуба, стояла одна посреди леса и дышала так часто и надрывисто, что, казалось, легкие сейчас разорвутся от усилий… А потом вдруг согнулась в три погибели и содрогнулась в сильнейшем рвотном позыве, прощаясь с содержимым завтрака и обеда одновременно.
И это было только начало. Меня тошнило и тошнило – раз за разом, спазм за спазмом, пока желудок не склеился от пустоты, а горло не начало саднить от жгучей боли.
«Воды!» – кричала каждая клеточка моего тела. Трясущимися руками, все еще вздрагивая, я привычно потянулась назад, к рюкзаку… и замерла, с ужасом понимая, что сбежала из машины монстра без рюкзака. А следовательно, без телефона, воды, кофты и остатков бутерброда, аккуратно сложенного в пакетик в наружном кармане.
И только тут реальность происходящего обрушилась на меня, придавив всей своей непомерной тяжестью сразу.
Мой профессор английского – жуткий, звероподобный монстр, который, если верить любому ужаснику, будет теперь преследовать меня за то, что я узнала его страшный секрет. Как он стал монстром – совершенно неважно, хотя, перед смертью, конечно, можно и расспросить. Возможно, над ним проводили опыты в какой-нибудь секретной лаборатории, и за то, что я узнала об этом, теперь укакошат еще и всю мою семью, вплоть до бабушки из полувымершего села под Архангельском.
Разумеется, преследовать меня будут только в том случае, если то, что я увидела – не плод моего обкуренного травой воображения… И если я отсюда выберусь.
А я не выберусь.
Я, мать его, отсюда никогда не выберусь! Потому что я не просто сдуру сбежала в лес – я сбежала в орегонский лес! Без воды, еды и спичек. В лес, которому нет ни конца ни края, где температура по ночам в это время года падает почти до нуля, но это не мешает хреналлиону диких и очень хищных зверей вылезать из своих нор и берлог и жрать все, что движется и пахнет мясом.
Скорее всего, даже мои бренные останки отсюда не выберутся.
Вдруг разом обессилев, я сползла по щербатому стволу дерева на землю и села, обхватив руками колени. Ноги отказывались стоять, голова отказывалась понимать, что мне – крышка, а пить уже хотелось так, что было понятно – еще пара-тройка часов, и я начну умирать от обезвоживания.
Чтоб он сдох, этот супер-Тайлер!
О, если я выживу – месть моя будет страшной! Он еще не знает Настеньки Астафьевой! У меня, между прочим, два года занятий по карате, и уж что-то, а сделать мужику больно в штанах я точно сумею. Особенно, если нападу неожиданно.
Да, именно так – сначала коленом в яйца, потом локтем в подбородок, потом ногтями морду исцарапаю – да так, чтобы шрамы остались, а после, когда он очухается и врежет мне в ответ, разревусь и вызову полицию. И пусть он потом лет пять доказывает, что не пытался меня изнасиловать.