— Боюсь, я своего имени не помню. Мне помогут вспомнить, кто я? — В голосе ниоры пела надежда. — А что взамен? У меня совсем ничего нет.
Марья запнулась. Как сказать бедняге, что память к ней уже не вернётся, она решительно не знала, а потому начала отвечать с понятного.
— Ничего не нужно, наша богиня завещала помогать таким, как ты.
Всё-таки странно быть белой лисой, да к тому же слышащей, не любить врать и совершенно не понимать, как обращаться с другими людьми. Впрочем, эта странность была каплей в море неразберихи, окружавшей Марью с рождения. Она всегда была ходячей аномалией, и кого — родителей? Древо? Кииру? — благодарить за это, не знал никто.
— Твоя память, скорее всего, уже не вернётся, — неохотно проговорила раска. Наверное, надо было сказать мягче, но она не могла найти слов. Слова никогда не были её оружием, хотя иногда Марье удачно удавалось повторить за матерью. — Я раньше встречала людей, вроде тебя. Им всем пришлось начать жизнь сначала, но у нас тебе помогут.
Ниора отрешённо молчала, а её душа кричала от отчаяния. Она не хотела начинать заново, но выбора ей не оставили.
— Скоро отходит мой поезд. — Солнце стремительно опускалось к горизонту. — Если ты пойдёшь со мной, придётся поспешить, нам ещё билет для тебя покупать. — Надеясь, что после покупки яблок осталось достаточно денег, Марья поднялась на ноги и принялась копаться в сумке. — Ну?
Ниора встала решительно вскинула голову. Колыхнулась грива каштановых волос, сверкнули голубые глаза.
— Пожалуйста, помоги мне.
Денег хватило, и всю дорогу до Белого Лиса Марья честно пыталась рассказать своей новой знакомой о Валмиране, людях, которые в ней жили, и богах, которые следили за их жизнью. Ниора не спешила задавать наводящие вопросы, и Марья страдала, понятия не имея, что и как нужно рассказывать в таких случаях. В середине пути, устав, она кинула потеряшке яблоко и с наслаждением укусила второе.
— Держи, — почавкала раска. — Это сеенское, моё любимое. Я родилась на севере, недалеко от Сеен, так что только в детстве только их и лопала. А здесь достать такие — та ещё проблема.
В Расаринах Марья прожила первые четыре года своей жизни: вот ещё один необычный пункт в её биографии. Необычный, но любимый. Родись она в Валмиране, Марья ни за что не стала бы той, кем она стала в итоге, а себя раска любила от всей души. Родиться на исторической родине своего народа — это уже интересно, а сейчас, повзрослев, она могла вспоминать храм, в котором останавливались её родители, и удивительные места, увиденные ею по пути в Валмирану. Теперь Марья мечтала однажды повторить тот маршрут, чтобы посмотреть на города из её воспоминаний глазами взрослого человека.
Несмотря на сомнительные способности рассказчицы, ниора, не помнившая даже своего имени, оказалась прекрасной слушательницей. Она не перебивала, только постоянно пыталась благодарить, что было по-своему мило. Эта девушка вообще оказалась удивительно милой: мягкие черты лица, огромные светлые глаза, высокий — не сильно ниже самой Марьи — рост, красивая пышная фигура. Сама Марья была угловатой, длинной и тонкой, как палка, и острый нос с таким же подбородком, торчащие из узкого лица, не спасали даже шикарные тёмно-пепельные волосы. Она ходила бы, заслонив волосами лицо, но передвигаться наощупь было неудобно, а Лесси всё время подкалывал её, намекая, что так Марья с её тёмными, почти чёрными глазами становится похожа на демона. Это было особенно забавно, ведь сам Лесси, в котором причудливо смешалась кровь южан и шиикаров севера, напоминал упыря каждую секунду своего существования. Весьма доброжелательного и очаровательного, но всё-таки упыря, ибо кем ещё может быть бледнокожее не переносящее солнца существо с непроницаемо-чёрными глазами, длинными лёгкими чёрными волосами и такими же чёрными крыльями лебедя?
Впрочем, сколько бы Марья ни смеялась над другом, возвращая ему все его подколки, из них двоих настоящим монстром оставалась она.
— А ты не могла бы, пожалуйста, рассказать о себе? — попросила безымянная ниора, заставляя свою спасительницу внутренне содрогнуться.
— Гм, ну… — Нельзя же было просто сказать ей: «Я — та, прикоснувшись к кому в момент, когда я буду на тебя злиться, ты можешь остаться без руки». — Я Марья Энтхейм, раска, охотница Белого Лиса. Пока что не очень успешная, но я над этим работаю. Обожаю животных, хорошая наездница, состою при псарне. Наш клан торгует продуктами охоты, так что в целом у нас много таких, как я. — На самом деле Марья небезосновательно полагала, что таких, как она, на свете больше нет, никогда не было и не будет. — Не совсем таких, конечно, все люди разные, но ты меня поняла. Мой зверь — белая лиса. Кстати, знаешь, с тех пор, как наш клан обосновался здесь, все наши Слышащие были белыми лисами.
Говорить о клане было проще, чем о себе. Спасибо матери, Марья с малых лет прекрасно понимала всю специфику её положения и самостоятельно сделала выбор: сохранить правду в тайне. Марья научилась принимать себя такой, какая она есть, но иногда черви сомнения всё-таки добирались до её сердца. Всё-таки быть обычным человеком было бы проще.
Безымянная ниора, понятия не имея обо всех сложностях жизни своей спасительницы, с благоговением таращилась по сторонам. Восхищённого взгляда удостаивались фигурка белого лиса на воротах города, украшенные по обычаям народа дома и улицы, Главный Дом, резные двери крыла Слышащих, и даже бумажка с надписью «Марье Энтхейм осталось» и пятью из семи зачёркнутых линий на дверях кабинета. Марья наградила бумажку подозрительным взглядом. Последняя зачёркнутая линия означала, что Диса Дубовая не поленилась обновить своё напоминание с самого утра, едва только вошла в Главный Дом. «Делать ей больше нечего, что ли?» — подумала Марья, пнула дверь ногой и вошла, тихо буркнув себе под нос:
— Ну, короче, постучалась.
Бешеное Отродье вскинуло длинные округлые уши одновременно со Слышащей. Диса хотела сказать что-то меткое и колкое, её верная собака хотела печенья, но обе главы города забыли о Марье, едва только заметив, кто зашёл вслед за ней. Надежда и радость так громко вскрикнули в душе Слышащей, что стало понятно: она совершила ту же ошибку, приняв незнакомку за Ярну Энтхейм. Впрочем, эти чувства почти сразу сменились удивлением, любопытством и печалью, а потом огромная чёрная псина, счастливо разинув пасть и перевесив язык через свои крокодильи клыки, кинулась к ниоре — знакомиться. Увидев несущееся на неё Бешеное Отродье, ниора испуганно вскрикнула.
— Беша, фу, — строго окликнула свою напарницу и «самое честное и разумное существо в этом городе» Диса. Собака замерла на расстоянии вытянутого языка от Марьи. В глазах её была грусть, а на душе — вселенское разочарование.
— Ранийские волкодавы выглядят жутко, но они умнее и добрее большинства двуногих, с которыми мне приходится иметь дело, — проговорила Слышащая, поднимаясь со своего места.
Она всегда начинала говорить издали, если разговор ожидался сложным. В прошлый раз Марье пришлось выслушать краткую биографию пяти последних Слышащих клана, и тема беседы к тому располагала. Но разговор закончился, а на двери появилась бумажка с семью тогда ещё не зачёркнутыми линиями.
Диса Дубовая пристально разглядывала бесхвостую гостью, разве что не обнюхивая испуганно сжавшуюся бедняжку, которая не сбегала лишь потому, что Марья предусмотрительно предупредила её о возможных странностях. Любопытство Слышащей только росло. Марья обменялась взглядами с Бешеным Отродьем. И раска, и собака не понимали ничего, но девушка уже не сомневалась: она что-то упустила.
— Я нашла её в Карнаэле между рынком и вокзалом, — на всякий случай поведала Марья. Ответом ей стал тяжёлый взгляд: Диса Дубовая не любила, когда её отрывали от дела, но раз уж оторвали…
— Как всё прошло?
— Успешно.
Марья ждала дальнейших расспросов, но их не последовало.
— Ты ничего не помнишь, так? — обратилась Слышащая к найдёнышу, и ниора пролепетала: