Выбрать главу

Вообще в группе собрались очень приличные люди. Минчан было пятеро. Большинство было родом из белорусских деревень и периферийных городков. Однако, были ребята и из-за пределов Белоруссии: двое — из Вильнюса, один из Иванова и один из Калининграда. Я был в группе единственным евреем, но этот вопрос не возникал никогда. Мне было с ними легко и просто.

Учиться производственникам было трудно — много пробелов, но они точно знали, чего хотели, и упорно шли вперед. А у меня были свои проблемы. Я не умел и не любил зубрить, формулу мне было легче вывести, чем выучить. А запоминать даты и огромные объемы материала по истории КПСС для меня была сущая каторга. Еще у меня очень плохая зрительная память. Но главной моей проблемой оказалось черчение. То есть у меня не было проблем понимания. Начертательную геометрию я сдал на 5, и проекционным черчением владел прекрасно. Но вот техника исполнения чертежей мне не давалась. Мои чертежи выглядели отвратительно, хотя времени на них у меня уходило вдвое больше, чем у других. Проблемы со зрением и руки кривые.

Обычно у нас было 6 часов занятий 6 дней в неделю. Три пары заканчивались в 13:05. Обедали мы в институтской столовой на Якуба Коласа. Не очень вкусно, но там никто не отравился. После обеда шли в читальный зал, чертежный зал или общежитие. Учиться дальше.

Учили нас хорошо. В старой студенческой песне поется: "От сессии до сессии живут студенты весело, а сессия всего два раза в год". У нас такой лафы не было. Нас грузили на младших курсах до предела: расчетные и графические задания по математике, начертательной геометрии, физике, черчению, теоретической механике, теории механизмов и машин (ТММ), сопромату, оформление лабораторных работ, конспектирование классиков марксизма-ленинизма, "тысячи" почти не оставляли свободного времени.

Было очень много расчетных работ. Основным вычислительным средством была логарифмическая линейка. Это гениальное изобретение с невероятными вычислительными возможностями. Линейка давала точность, достаточную для большинства инженерных расчетов. Однако расчеты геометрии зубчатых колес нужно вести как минимум с пятью значащими цифрами. Для этой цели использовался арифмометр, который все называли "Железный Феликс" (напомню — именно так Ильич называл Дзержинского), и 7-значные математические таблицы Эрли Бакингема ("Эй, дай мне таблицы герцога!"). Все это теперь продают в интернете как антиквариат, причем очень дорого.

Большинство наших студентов жили в общежитии. Я проводил там довольно много времени — мы вместе готовились или оформляли лабораторные работы.

Перемены коснулись и порядка предоставления стипендий. Если до моего поступления стипендия давалась всем, кто сдал сессию на 4 и 5, то теперь ее получали вне зависимости от успеваемости те, у кого было тяжелое материальное положение в семье. Мои родители работали оба и получали скромную зарплату, у нас выходило около 600 рублей на человека (до изменения масштаба цен в 1961 году). А ребята привозили из колхоза справки о месячном заработке родителей 30 — 40 рублей; на их фоне я был богатеем, так что стипендии на первых двух курсах мне не было.

Первый курс. Математику читал у нас доцент Михаил Кузьмич Безверхий. Это был человек неординарный. Невысокого роста лысый инвалид, без ноги и с протезом правой руки — он писал на доске левой рукой, правой опираясь на костыль. Ходил в довольно потертой кожаной куртке. На войне был артиллерийским офицером. Лекции читал блестяще — азартно и очень понятно.

Доцент Дмитрий Еремеевич Сиротин преподавал начертательную геометрию. Это был человек совершенно другого склада: тоже инвалид, но ходил на протезе, почти не хромая. Всегда в наглаженном прекрасно сидящем сером костюме. Делал построения на доске цветными мелками, используя линейку и циркуль, очень аккуратно и педантично. Его чертежи жалко было потом стирать — они выглядели как произведения искусства. Речь его отличалась какой-то особенной рафинированной интеллигентностью, а конспект лекций можно было читать, как книгу.

Английский преподавала Светлана Михайловна Гурская. Думаю, ее запомнили все, кто учились на АТФ, даже те, кто учил немецкий. Красивая, элегантная женщина, умная и насмешливая. Она не только прекрасно знала английский, но и отлично владела русской специальной терминологией, грамотно читала чертежи, досконально разбиралась в сложных конструкциях, описываемых в журналах "Automobile Engineer", из которого мы переводили статьи. Эти журналы (в ротапринтном черно-белом издании) мы брали в институтской библиотеке. Английский был моим хобби еще со школьных времен. Она это быстро просекла и подбирала мне для перевода тексты посложнее, причем следила, чтобы мой перевод был не вообще, а точно соответствовал оригиналу. В итоге я так нахватался технического английского, что почти любой текст переводил с листа без словаря. Этому способствовало еще и то, что тысячи я переводил еще для троих-четверых ребят, которые до института практически об английском не имели понятия.