Ранее с этнологией я основательно знаком не был. На историческом факультете КГПИ этнография не только не изучалась, но по сути даже не упоминалась. Впервые я узнал об этой науке от уже упоминавшегося выше доцента А.И. Блинова, который хотя и читал на факультете курс новой и новейшей истории, но окончил аспирантуру Института этнографии и защитил там кандидатскую диссертацию по войнам маори Новой Зеландии. Это был энциклопедически образованный человек и необычайно талантливый ученый. Он обратил на меня внимание еще тогда, когда я учился на первом курсе. Во время учебы и после, когда сам начал преподавать в институте, я часто бывал у него дома, и мы вели с ним бесконечные разговоры на самые различные темы. От него я впервые узнал (а было это еще при жизни Сталина), что схема эволюции брачно-семейных отношений, созданная Л.Г. Морганом и принятая Ф. Энгельсом, безнадежно устарела. Он посоветовал мне прочитать работы А.М. Золотарева, посвященные этому сюжету. К моему счастью они были в библиотеке института.
С этого и началось мое увлечение этнографией. Все свои знания в области этой науки и истории первобытности, как и в сферах упоминавшихся выше дисциплин, я приобрел путем самообразования. Ни в аспирантуре, ни в докторантуре я никогда не учился. Научной работой я всю жизнь занимался попутно с преподаванием философии в вузах. Результатом моих новых моих изысканий была уже упомянутая выше книга «Возникновение человеческого общества», которая, как уже говорилось, была опубликована в Красноярске в 1962 г.
14. Почему я защищал докторскую диссертацию в Институте этнографии АН СССР
В том же 1962 г. по целому ряду причин я покинул Красноярский пединститут и перешел на работу в Рязанский медицинской институт, где стал заведовать только что созданной кафедрой философии. Москва теперь была совсем недалеко, что дало мне возможность бывать и в Институте антропологии МГУ, где я впервые лично познакомился с В.П. Якимовым, и в Институте этнографии, где у меня появились знакомые главным образом среди молодых его сотрудников (В.П. Алексеев, Л.А. Файнберг, Ю.Б. Симченко и др.), однако, не только среди них. Завязалась дружба с С.И. Вайнштейном, с которым я впервые познакомился еще в Красноярске, когда он там был проездом во время экспедиции на север края. Ко мне крайне внимательно и тепло отнеслись Б.О. Долгих, с которым я также встетился в Красноярск во время его поездки в низовья Енисея, Г.Ф. Дебец, Ю.П. Аверкиева.
Так как я работал в области философии, то представил свою книгу в качестве докторской диссертации в Институт философии АН СССР, в сектор исторического материализма. Мне пообещали в ближайшее время обсудить ее на секторе и решить вопрос о защите. Но шли месяцы, а решение вопроса под разными предлогами откладывалось. И в один прекрасный день ученый секретарь сектора, помявшись, сказал: «Видите ли, ваша беда заключается в том, что в вашей работе все рассматривается по существу. А нам этого не надо. Нам нужна философия». Может быть никто лучше его не выразил суть нашей официальной философии: ничего не рассматривать по существу, заниматься толчением воды в ступе.
Но самое любопытное, что именно в этот день вопрос о защите книги в качестве докторской диссертации в принципе решился. В Институте этнографии, где я бывал почти каждый раз, когда приезжал в Москву, я встретил замечательного ученого, всемирно известного антрополога Г.Ф. Дебеца, который был знаком с книгой и знал о моем намерении защищаться в Институте философии. На вопрос, как обстоит дело с защитой, я повторил ему то, что было сказано мне буквально час назад. Реакция Г.Ф. Дебеца была мгновенной: «Ну что вы с этими кретинами связались. Защищайтесь у нас в Институте этнографии. Получите степень доктора, причем не болтологических, а исторических, то есть настоящих, наук». Я ему ответил, что ничего против этого не имею, но ведь этот зависит не от него, а от руководства института, прежде всего директора. «Ну, что же, — сказал он, — на этой же неделе я поговорю с Сергеем Павловичем».
Когда через неделю я снова был в Москве, Георгий Францевич, не дожидаясь вопроса, сказал мне, что он разговаривал на эту тему с С.П. Толстовым. Оказалось, что С.П. Толстов знаком с моей книгой, высоко ценит ее и считает защиту вполне возможной. Буквально через несколько недель, 29 апреля 1963 г., состоялось обсуждение книги на заседании группы общей этнографии, на котором я впервые увидел С.П. Толстова не издали, как раньше, а вблизи. Г.Ф. Дебец в выступлении сказал, что «книга не только удовлетворяет требованиям, предъявляемым к докторской диссертации, но на много превышает их. Это выдающаяся диссертация».[27] Высокую оценку работы дали и другие участники обсуждения (Л.А. Файнберг, Б.О. Долгих, С.А. Токарев, В.Н. Чернецов, Ю.П. Аверкиева, С.П. Толстов). Книга была единодушно рекомендована к защите.
27
Протокол заседания группы общей этнографии 29 апреля 1963 г. С. 2. (машинописная копия, хранящаяся в архиве автора).