Я решил навсегда оставить Пекарь.
Я думал о Викториано и Татьяне, о своем отце и о возможности встречи с другими членами семьи, и меня тянуло к ним. Я не мог вынести мысли о том, что мне придется остаться на Пекаре, и дело не в плохих воспоминаниях: дело в злом будущем. Общество, которое создают мои companeros, злое и нездоровое. Мы захватили планету из жадности и все время убивали ее жителей. Я не видел будущего у такого общества. Действительно, прошло четыре дня, а мы ничего не делали. Город лежал в развалинах, и никто его не расчищал. Никто ничего не восстанавливал. Наемники бродили повсюду, хлопали друг друга по спине и весь день бездельничали. По вечерам они сидели у костров, пели песни, играли, напивались и рассказывали анекдоты.
Весь день меня преследовали тяжелые мысли. Я планировал свои действия относительно Гарсона. Вечером пошел к костру, пил, пел и вел себя как придурок - как и все остальные. А когда Гарсон отправился спать, толкая перед собой коляску с Тамарой, я встал и пошел за ним, рассчитывая узнать, где он ночует и как можно его подстеречь. За ним пошло больше десяти химер, точно так же, как меня сопровождали мои химеры. Я понял, что справиться с Гарсоном будет нелегко, потому что он никогда не оставался один. Куда бы он ни шел, его сопровождали взгляды химер.
Мы шли по городу к большому дому, где разместился Гарсон, когда из джунглей на холме появилась машина. Очевидно, одна из наших, потому что автоматическая защита пропустила ее к городу. Я решил, что это один из наших патрулей. В ней сидели четверо оборванных наемников; когда машина вошла в город, один из наемников крикнул: "Гарсон!" Все они беспокойно оглядывались. Явно были испуганы.
Интересно, что случилось, подумал я. Может, они заметили в джунглях отряд ябадзинов?
Гарсон крикнул:
- Сюда!
Машина свернула к нему и остановилась в нескольких метрах. Химеры, сопровождавшие Гарсона, начали приближаться. Им тоже хотелось услышать новость. Артиллерист на машине сорвал шлем. Это был японец.
Он крикнул:
- Я Мотоки Хотайо!
И все они открыли огонь из лазерных ружей и самострелов. Гарсон по-прежнему толкал перед собой коляску с Тамарой, и выстрел самурая прошел прямо через нее. Плазма прожгла ее, Тамара вспыхнула, как факел, а выстрел из самострела почти снес ей голову.
Я упал на землю, вокруг химеры начали доставать свое оружие. Двигатель машины взвыл, она повернула и устремилась назад в джунгли, самураи продолжали, отступая, стрелять, сеяли смертоносный дождь. Кто-то успел дважды выстрелить по ним из самострела, но стрелы отскочили от брони. Через несколько секунд машина самураев оказалась за городской стеной и исчезла.
Я встал. Химеры, ближе всех стоявшие к Гарсону, были убиты или ранены. Кто-то крикнул:
- Убили Гарсона! Это был Мотоки Хотайо, сын президента!
Из домов выбегали люди с оружием.
Несколько химер подняли останки Гарсона - обгоревший труп, по которому ползали огненные змеи плазмы, пробитый десятками пуль, - и бросились в больницу. Но остальные посмотрели им вслед и поняли, что делать что-то уже поздно. И химеры, привязавшиеся к Гарсону, упали на землю и заплакали.
Я медленно подошел к Тамаре.
От нее практически ничего не осталось. Обожженное тело, без волос, вместо одежды пепел. Слишком ужасно, чтобы описывать. Я стоял и ждал, пока тело не остыло, потом положил ее на траву.
Глаза Тамары смотрели в ночное небо, словно она хотела увидеть звезды. Глазницы почернели. Век не осталось. Вокруг кричали, раненых уносили в больницу, и я подумал, что нужно бы помочь. Подбежал наемник в белье, в руке у него было ружье.
- Она твоя подруга? - спросил он. Я долго не отвечал.
- Нет, - сказал я наконец. - Она моя убийца. - Он удивленно кивнул, потом снял рубашку и закрыл ее невидящие глаза. И произнес слова, которые говорят над своими мертвыми рефуджиадос: "Свободна наконец".
И я пошел в больницу помогать в уходе за ранеными.
Позже я отыскал Абрайру, пошел с ней погулять и рассказал, как Тамара перепрограммировала нас. Рассказал Абрайре о том, как ее насиловали на корабле и что я об этом помню. Абрайра взяла в руки мое лицо и посмотрела мне в глаза.
- Это что, какой-то розыгрыш? - Она нервно рассмеялась. - Ты хочешь избавиться от меня? Я ведь к тебе не очень пристаю. Можем продвигаться медленнее, если хочешь. Я знаю, у тебя давно не было женщины.
Мне хотелось рассмеяться. Не чувствовал ни радости, ни возбуждения. Только печаль.
- Это не розыгрыш, - ответил я. - Всего лишь честность. Можем пойти в лабораторию, и я покажу тебе оборудование в ее голове с сонограммой, если хочешь.
В голосе ее звучала угроза.
- Что? О чем ты говоришь? Я не пойду туда с тобой. Ты лжешь! Ты пытаешься обмануть меня! Ничего не произошло на борту "Харона"! Ничего плохого не случилось!
- Я не хотел причинять тебе боль. Но я не лгу. Воздерживаться от неприятной правды значит лгать. Я бы никогда не рассказал тебе об этом, Абрайра, потому что это причинит тебе боль. Но я знаю, что ты испытываешь ко мне определенные чувства и должна знать, что они основаны на лжи. Я пытался спасти тебя от Люсио - и спас бы, если бы мог, - но я ничего не сделал. Я не тот человек, каким тебе кажусь. Твои воспоминания об этом инциденте - фальшивка. Это программа, навязанная тебе. И многое другое из твоего прошло у тебя отобрано.
Абрайра смотрела на меня. Я не знал, что она видит в темноте своими серебряными глазами. И не понимал ее выражения.
- Правда, что я испытываю к тебе чувства, Анжело, - сказала она. - Но даже если твой рассказ правдив, мои чувства основаны на тысяче незначительных поступков: ты обращался со мной как с равной, ты страдал, когда поступал неправильно, ты всегда был добр ко мне.
Я отвел взгляд.
- Ты можешь уверить себя в этом, но правды это не изменит.
Она долго молчала. Наконец сказала:
- Пошли! - и в голосе ее звучал страх.
Когда мы вернулись в больницу, один из техников Гарсона вскрывал Тамару. И хоть я не раз присутствовал при вскрытии, это ужасно подействовало на меня. Он вскрыл теменную и затылочную доли ее черепа из извлекал платиновые провода из головы. Сотни тончайших нейросинаптических адаптеров были присоединены ко всем центрам ее мозга - к слуховому, зрительному, тактильному, эмотивному центрам, а сразу за затылочной вилкой находился небольшой процессор.