Я осматриваюсь в поисках ровного камня, чтобы разложить окровавленные скобки, и слева от меня появляется девочка, лет десяти. Я протягиваю ей скобки, и они говорит: "Спасибо, дедушка!" и улыбается мне. Я смотрю ей в лицо - тонкое лицо с резко выделяющимися чертами, кожа светлая, как у европейца, и гладкая, как у фарфоровой куклы. Мне девочка кажется знакомой, и я рад ее видеть, но не могу вспомнить ее имени.
Я бросаюсь к лежащей на камне Тамаре, наполняю шприц антимозином, мягко поднимаю ей голову и делаю укол в шею. Эйриш тянет меня за рубашку.
- А мне ты разве не поможешь? Я умираю! Помоги мне! - кричит он.
Я оглядываюсь на него, удивляясь, как хорошо он говорит с перерезанным горлом. Лицо его усеивают капли пота, зрачки сузились от ужаса. Он снова тянет меня за рубашку, но я гневно отбрасываю его руку.
- Я занят! - говорю я.
- Слишком занят, чтобы помочь мне, старый трахальщик? Слишком занят, чтобы помочь? - Ноги его начинают дергаться, он судорожно бьется. Простыня вздымается, и я знаю, что он умирает.
Неожиданно все обезьяны на краю кратера начинают выть. Флако изгибает спину и кричит; швы рвутся и кровь брызжет из пореза. Глаза Тамары начинают стекленеть, и я понимаю, что ей нужна еще одна инъекция. Эйриш поднимает руки и протягивает их, как будто просит о милосердии.
Вздрогнув, я просыпаюсь на койке в трубе размером с гроб; над головой единственная тусклая лампа. Белые пластиковые стены пахнут новизной, слышится приглушенная веселая музыка, которая совершенно не соответствует моему настроению. У меня перед глазами по-прежнему Эйриш с перерезанным горлом, и я пытаюсь отогнать это видение, сосредоточиться на чем-нибудь другом. Сломанная лодыжка привязана к койке, поэтому я не могу увидеть свою ногу, но боль, подобная осиным уколам, говорит мне, что врачи вставили иглы, чтобы соединить мои кости - это очень длительное лечение, его обычно применяют к спортсменам.
Я знаю, что по крайней мере три часа мне нужно не двигаться, чтобы кости склеились. Я смотрю в сторону ног в поисках часов. Их нет. Я лежу в светящейся трубе, как в китайских больницах, но в такой трубе обычно есть некоторые удобства - часы, соломка для питья, монитор сновидений. Здесь же пусто, только радио играет.
"Я должен найти Тамару, - думаю я. - Проверить содержимое гормонов в катетере, позаботиться о ее руке". Прошло три дня, достаточно времени, чтобы на ее ране образовался тонкий слой недифференцированных клеток. Теперь пора омыть эти клетки новым раствором, ввести гормоны, которые помогут регенерации руки. Иначе недифференцированные клетки будут продолжать расти, как раковая опухоль. "Нужно также проверить, не поврежден ли у нее мозг, - думаю я, - посмотреть, как подействовал антимозин". Генерал, с которым я говорил, хотел, чтобы Тамара выжила. Вероятно, кто-то о ней заботится. Но все равно мне казалось, что я должен проверить.
Я вспомнил кровь, бьющую из горла Эйриша, красную струйку на черной коже. Старался отогнать это воспоминание, но не мог сосредоточиться. Мне казалось, что в мозгу у меня какой-то холодный сгусток. Я старался определить, где это холодное место, представить себе его, но оно каждый раз отодвигалось. Слишком большая доза морфия может в течение нескольких дней мешать сосредоточить внимание, но мне казалось, что у меня не просто последствия наркотика. Холодное место кажется живым, сознательным, как животное, как большая черная муха, жужжащая у меня в голове, отгоняющая крыльями мысли и вызывающая неприятные образы.
Все случившееся за последние три дня казалось мне невероятным, и чем больше я думал, тем больше убеждался, что просто сошел с ума. Вот как я рассуждал. Когда я был молод, дон Хосе Миранда, эксцентричный друг моего отца, учил меня, как служить обществу. Он верил, что общество всегда награждает тех, кто лучше других ему служит, и уничтожает тех, кто отказывается ему служить. Например, владелец небольшой больницы в нашем городке всегда вкладывал в нее много средств. Поэтому у него было медицинское оборудование, какого не было в других больницах, и поэтому к нему больные приезжали издалека. Это сделало его очень богатым и известным. У него было много друзей, прекрасная жена, и никто ему не завидовал, потому что все считали, что он этого заслуживает. Общество наградило его за службу, которую он исполнял. Дон также указывал, что человек, который ведет себя по отношению к обществу, как паразит, никогда не чувствует себя в безопасности. Диктаторы, нечестные бизнесмены - все те, кто паразитирует на обществе, часто гибнут. Если общество не уничтожает их физически, оно разрушает их дух, и они чувствуют себя несчастными.
Чтобы подтвердить свои слова, дон Хосе надевал свой белый костюм, брал палку с позолоченной ручкой и вел меня на рынок, показывал плохих людей на улицах и объяснял, почему общество уничтожает их жизнь.
- Посмотри на Освальдо, - говорил он, указывая на торговца, посмотри, как он жалок. Он всегда старается продать свои товары вдвое дороже из истинной стоимости, поэтому когда мода меняется, он вынужден раздавать свои товары. Из-за его скупости никто у него ничего не покупает, и он умрет в бедности. Помни, как общество наказывает жадных, Анжело, и учись на несчастьях этого человека. - Потом говорил, указывая на красивую пару: - Посмотри на Хуана, он оставил свою жену и женился на любовнице. И теперь новая жена не позволяет ему одному выходить на улицу! Цепляется к нему, как веревка к повешенному. Сама того не зная, она стала воплощением совести общества и безжалостно наказывает его за его супружескую неверность.
Дон Хосе Миранда говорил, что великая мудрость заключается в том, чтобы подчиняться моральным нормам, когда они кажутся тяжелым бременем; он говорил, что будет подчиняться законам, даже если они кажутся неправильными и неуместными.
Я привык думать, что его рассуждения справедливы, и часто гадал, не выбрал ли я медицину на каком-то подсознательном уровне, чтобы лучше служить обществу и получить от него награду. Если это так, то моя мораль есть хитрость, порожденная жадностью. Но я всегда предпочитал верить, что служу обществу бескорыстно и награды, которые оно мне дает, случайны. Действительно, философы утверждают, что величайшим счастьем пользуются те, кто учится жить без богатства и славы. И если это правда, то награды, которые общество дает тем, кто ему служит, всего лишь пылинки по сравнению с тем истинным счастьем, которое происходит от самого служения. Я предпочитаю верить в это, так мне кажется правильнее.