Из душевой вышел маленький жилистый человек со множеством вытатуированных пауков и черепов на руках. Глаза его остекленели от усталости; проходя мимо стоявшего у входа рослого бразильца, он толкнул его. Он хотел только отстранить его с пути, но бразилец размахнулся и ударил. Человек ударился головой о пол, оставив пятно крови. Он с трудом встал и пошел дальше, пошатываясь, и никто ему не помог.
Незначительное происшествие, но оно показалось мне странным. Оба нападали, но их ярость казалась механической, бесстрастной. Никакого позирования перед схваткой, когда каждый выкрикивает угрозы. Никто не кричал и не бранился. И свидетели не пытались успокоить напавшего, помочь раненому, как будто им все равно.
Стоя под душем, я не переставал думать об этом происшествии. Может быть, я оцепенел от неожиданности, но раньше, когда я бывал свидетелем драк, я тут же бросался на помощь жертвам. Я всегда верил в служение обществу, а вот сейчас позволил уйти раненому и не помог ему. Даже собака сделала бы больше меня. За последние несколько недель каждый из нас испытал столько боли, что боль других потеряла всякое значение. А где же мое сочувствие? Я не мог поверить, что пал так низко. Я всегда хотел служить обществу, но служить обществу можно только служа индивидуумам. Даже если бы я ничего не испытывал к этому человеку, даже если бы я не ощутил сочувствия к нему, все равно я должен был ему помочь.
Я вышел из душа и пошел по кровавому следу, оставленному этим человеком. Казалось, он бродит по коридорам без всякой цели. На седьмом уровне я потерял его след. Заглянул в лазарет, и санитар сказал, что никто не обращался за помощью. Сделав все, что мог, я по лестнице поднялся на свой уровень. Когда я поднимался, надо мной открылся шлюз и из модуля В появился человек в белом комбинезоне. Мне казалось, что сообщения между модулями нет.
Я так удивился, что выпалил:
- Как ты это сделал?
- Ti? - спросил он по-гречески и пожал плечами. Он не говорил по-испански, а я по-гречески. Он достал из кармана маленький передатчик, дверь шлюза закрылась, и он спустился на нижние уровни. А я понял, что все же можно добраться до Тамары, а убийца из ОМП может добраться до меня.
Днем я в сопровождении Завалы и Гарсиа пошел в библиотеку. По дороге Завала сказал:
- Huy, прекрасный способ провести утро!
Но "библиотека" оказалась размером со шкаф для метел, в ней стоял небольшой аппарат для просмотра лент и имелось несколько лент о Пекаре. Должно быть, корпорация Мотоки решила, что слишком дорого возить с собой много записей. Все, что нужно знать о войне, мы узнаем в симуляторах.
Я вставил ленту под названием "Хрупкое природное равновесие на Пекаре", надеясь узнать что-нибудь о животных, которых видел в симуляторе. Диктор говорил о том, как доблестно корпорация Мотоки терраформирует планету, населяет ее земными организмами. Но все время злые ябадзины мешают преобразованиям, сводят все усилия преданных терраформистов на нет. Пчелы умирают от клещей-паразитов, разведенных ябадзинами, и тем самым в опасности оказываются растения, лишившиеся опыления. Рыбы в океанах Пекаря по-прежнему мало, потому что вода слишком теплая: ябадзины вмешались в преобразование больших центральных пустынь, и это пустыни выпустили в атмосферу огромные количества пыли. Возник тепличный эффект, и океаны нагрелись. О биологии самого Пекаря я так ничего и не узнал. Но зато узнал многое о наивности пропагандистов Пекаря. Информация, представленная в фильмах, явно искажена. Подобно большинству репрессивных режимов, Мотоки так долго закрывала информацию в своих усилиях уничтожить остатки западной цивилизации, что теперь не могла взглянуть на проблему с противоположной стороны.
Завала улыбался, как сумасшедший.
- Ну, что ж, в этой ленте нет никаких детей, изучающих военное искусство, - сказал он. Я покачал головой, и он добавил: - Что? Я не слышу, что ты говоришь.
- Ничего, - сказал я.
Второй фильм назывался "Великая катастрофа" и оказался более интересен. В нем рассказывалось о "неспровоцированном" нападении ябадзинов примерно сорок лет назад. Ябадзины пролетели над береговыми городами Мотоки, распространяя вирус, погубивший два миллиона человек. Жители Цуметаи Ока и Кумаи но Джи так ослабли, что не могли даже хоронить умерших. И поэтому бросали трупы в реку. Тела плыли вниз по течению, а потом начинался прилив, тела двигались назад по реке, и их выбрасывало на берега. И много дней тела передвигались вперед и назад. Когда выжившие пришли в себя, они построили кладбище. А на кладбище поставили бетонные столбики, размером с опору ограды, по столбику на каждого погибшего. На каждом столбике написали имя погибшего и его родословную, а к верхушке привязали белые кисточки. Раз в год сорок тысяч жителей Кумаи но Джи приходят на кладбище и стоят в одном конце, чтобы видеть, сколько умерло. Потом зажигают свечи на двух миллионах бумажных корабликов и пускают их по реке, так что она становится рекой огня. И все: от старухи до ребенка клянутся в неумирающей ненависти к ябадзинам. Но и этот фильм мало чему научил меня. Однако представление о Пекаре как пустынной планете со снесенными до основания зданиями исчезло. На Пекаре вообще нет бетонных зданий. Вместо городов там небольшие поселки, с деревянными домами и внутренними бумажными перегородками. Городки аккуратные и хорошо содержатся, перед каждым домом резной каменный фонарь, вдоль дороги безукоризненные сады. И никаких следов сражений.
Я начал подозревать, что эта война была случайной, что вирус мутировал, погубил жителей поселков Мотоки и тем самым вызвал начало войны, но следующая лента - "Растущая Мотоки" - убедила меня в противоположном. В ней рассказывалось, как в течение тридцати лет ябадзины занимались инфантицидом - систематически убивали детей Мотоки. В ранние периоды это делалось в родильных лабораториях. Три года подряд диверсанту ябадзинов удавалось отравить амниатические растворы, подающиеся в пробирки с зародышами. Работники корпорации обнаружили этого убийцу и обезглавили его, но еще до этого представители ОМП полностью запретили на Пекаре искусственное выращивание детей "на все время войны". Мне показался интересным термин "на все время войны". В фильме не описывалось, как Мотоки отплатила за это ябадзинам. Продолжался рассказ о том, как после закрытия лабораторий целью стали сами дети: шестнадцать детей погибли, взорванные крошечными бомбами, похожими на игрушечных бабочек: когда сводишь крылья, бабочка взрывается. По скамьям парков разбросали рисовые шарики, отравленные цианом. От них погибли пять малышей, только еще начинавших ходить. Цветущая хризантема заманила маленькую девочку в яму с острыми кольями. Все нападения хорошо документировались. Они становились все отвратительней. Испуганные родители не выпускали детей из дома, и нападения переместились в дома. Фильм показал мальчика у тела человека в черной одежде; рассказывалось, как убийца - в фильме использовалось сленговое обозначение "фермер" - ночью вошел в дом мальчика. Мальчик всегда спал со старинным семейным мечом и им разрубил живот убийце. Я с удивлением узнал в этом мальчике Кейго, самурая, тренировавшего нас.