Но Циппель от спеси как будто ослеп. Он ничего не замечал вокруг. А затем, когда его лодка приблизилась, он сложил, как рупор, ладони у рта, и прокричал:
— Я теперь свободный гражданин Соединённых Штатов!
К этому моменту баркас Шлангенгрипера приблизился к его лодке сзади почти вплотную. Привлечённый шумом мотора, Циппель оглянулся. В следующее мгновение он затрепетал, как белый кролик в руках охотника…
И вот барказ подошёл к трапу. Шлангенгрипер, держа Циппеля за локти, поднялся с ним на борт, и оба скрылись в капитанской каюте на шканцах.
Свидание на шканцах длилось долго… Циппелю все хотели воздать должное: и первый помощник, и второй, и третий, и, наконец, самым щедрым образом, боцман. В этот вечер я Циппеля больше не видел. Он появился в кубрике, когда я уже засыпал…
Следующим днём было воскресенье, и в десять утра началась молитва. Она обязательно проводилась при стоянке у берега, а если позволяла погода, то и в море. Обычно в ней хотели участвовать все, в том числе и неверующие. Капитан препятствовал этому, чем вызывал всеобщее неудовольствие.
— Он же из Фрисландии, — сказал Кремер презрительно. — С тех пор, как они слопали Бонифация, у них святость в брюхе.
Молитва начиналась с песнопения. Шлангенгрипер вынимал из футляра скрипку, сдувал с неё пыль, натирал смычок канифолью и произносил медленно и торжественно:
— Споёмте песнь номер шестьдесят семь!
Потом он упирал скрипку в подбородок и начинал играть, подпевая себе высоким дребезжащим голосом: «Мы живём, ведомые Богом, благодаря Его великодушию…».
Циппель стоял и пел рядом со мной. Он восхвалял Бога с перекошенным ртом, распухшим после свидания с боцманом…
Авария
Третьего сентября мы покинули Пенсаколу. На борту было двадцать человек, не считая занятых на вахте. Кроме Циппеля, никто из тех, кто совершил побег, на судно не вернулся.
Было раннее утро. Солнце ещё не взошло. Мы поднимали якорь, выбирая якорь-цепь шпилем. Баковая команда, налегая на вымбовки[10], запела одну из шанти[11], о благополучном возвращении домой. Она — лучшая из всех, которые я знаю. В каждом плавании она поётся только один раз: когда судно поднимает якорь для возвращения в родную гавань.
Сначала запел боцман, а вслед за ним, в ритме шагов вокруг шпиля, вступил и общий хор:
Идём домой, идём домой,
Идём домой мы через море,
Увидим старый Гамбург вскоре,
В родимый край идём, домой…[12]
Потом мы подставили паруса, и спустя несколько часов Пенсакола осталась позади. Бледная и почти нереальная, как будто мы никогда и не ступали на её пыльные улицы. Мы снова в море…
Однажды утром на палубе раздались два удара в судовой колокол. Потом ещё и ещё раз… всё громче и всё быстрей, пока отдельные удары не слились в непрерывную дробь.
Мы находились высоко на реях, стоя в пертах, и убирали верхний марсель. Рядом со мной был Люрманн.
— Пожар на судне! — крикнул он, ухватился за ванты и в мгновенье ока соскользнул вниз.
Пытаясь понять, где возник пожар, я поспешно спустился вслед за ним. За белыми парусами, полощущимися на ветру, ничего не было видно. Только в носу чёрный дым рваными клубами окутывал такелаж фок-мачты.
Палуба опустела. Все, кто был наверху, собрались на баке — Шлангенгрипер, первый помощник и все свободные от вахты.
— Чёрт возьми, горит тросовая выгородка! — тихо сказал мне Люрманн.
Бегом мы бросились туда. Люк тросовой выгородки был открыт, и из его тёмной глубины поднимался тяжёлый, ядовитый дым, который перехватывал дыхание. Все смотрели молча. Боцман с двумя матросами внатяг держали канат, который тянулся из зияющего тёмного проёма.
Потом оттуда, снизу, раздался приглушённый голос: «Поднимай!»
Стёвер и двое матросов начали медленно и равномерно выбирать трос. И так же медленно из проёма люка появилась голова, затем грудь и, наконец, всё тело матроса. Он рухнул на палубу. Это был Виташек.
Его подняли и перенесли на наветренный борт. Сразу вслед за ним из люка выполз Тайсон, чёрный от дыма, со слезящимися глазами, сотрясаемый приступами кашля.
Я подошёл к Виташеку. Он неподвижно, как мертвец, лежал на спине с закрытыми глазами.
Шлангенгрипер обратился к Тайсону:
— Что внизу? Очаг огня большой?
— Мне кажется, господин капитан, что пожар начался от мешков с зерном.
Капитан повернулся к первому помощнику:
— Господин Шаде, осмотрите грузовое отделение. Я думаю, из отсека, смежного с тросовой выгородкой, мешки следует выгрузить.
12
В английском оригинале: