Шлангенгрипер ушёл на берег на катере. Когда он вечером вернулся, мы узнали, что мы должны встать под погрузку в Корке в Ирландии. Сниматься с якоря предстояло на следующее утро.
Настроение в команде было скверным. Мы уже несколько недель были в пути, а теперь уже целый день — на якоре в видимости берега. И что же? Никому не суждено сойти на берег?!
Ночью реи скрипели на ветру, а утром старый парусный мастер с каплей на носу рассказывал всем, кто его мог слышать: «Домовой проклял эту ночь. Он разозлился на скрягу Шлангенгрипера, и мы ещё увидим, что будет».
До среды мы совершили удачный переход. Ветер дул с кормы, и мы делали хороший десяток узлов. Затем ветер медленно зашёл на зюйд-вест, и с юга поднялась высокая, густая стена облаков. Солнце поблекло, стена быстро росла, выкрашивая всё в серый цвет.
Ветер повернул на зюйд. Перед собой он гнал мёртвую зыбь и волну с пенистым гребнем, дрожащую от сдерживаемой мощи.
В четыре часа я сменился с вахты. Новая вахта заступила в штормовках и морских сапогах.
Мы спустились в кубрик и улеглись в койки, сырые от пропитавшей всё влаги. Но сон не шёл. Судно скрипело и дрожало, паруса трещали, шумело море, завывал ветер.
Тут мы услышали резкий свисток третьего помощника и вслед за ним хриплый крик Стёвера:
— Приготовится на бом-брамселе! Четыре долой!
Топот ног по палубе. Скрип тросовых блоков, звон цепей.
Парусный мастер сидел у нас в кубрике.
— Это на него похоже, — сказал он скорбно, — капитан Хильгендорф так не поступил бы. Видели бы вы, молодые люди, как мы пробивались через шторм у мыса Горн! Не потеряв ни одного паруса!
Никто не ответил. Мы лежали в койках и ждали, когда раздастся команда: «Свободной смене — на верхнюю палубу!».
Она не могла не поступить. И мы со смутной неистовостью ждали её всё это время.
— Недотёпы! — проворчал парусный мастер и вышел; порыв ветра с треском захлопнул за ним дверь.
И снова пронзительный свисток: «Приготовиться убирать бом-брамсель!»
Снова звон цепей, скрип блоков, хлопанье на ветру спускаемых парусов.
И вдруг звук удара, похожий на пушечный выстрел, а вслед за ним — резкий, пронзительный треск.
Я высунулся в иллюминатор. Небо было свинцово-серым. Палуба покрыта пеной перекатывающихся волн, и высоко над нами на ветру, как крылья громадной птицы, трепетали клочки разорванного бом-брамселя.
Теперь убирался крюйс-брамсель.
— Приготовься, на грот вызовут и нас, — сказал Кремер.
И в следующее мгновенье над нашими головами послышались знакомые шаги «Старика»:
— Я полагаю, следует объявить аврал, господин Рудлофф, — донёсся его голос сквозь шум ветра.
Мы повыскакивали из своих коек, не дожидаясь команды Стёвера «Всем наверх!»
Нас поставили на обтяжку тросов и крепление шлюпок. Тонкий силуэт Шлангенгрипера в его мохнатой белой шапке маячил наверху на шканцах.
— Кажется, сейчас станет совсем туго, — услышал я Кремера, — сам пророк спустился из преисподней.
— Свободной вахте, приготовиться на гитовых и горденях[14]!
Мы бросились по местам, вахта правого борта — на правый, вахта левого борта — на левый борт.
«И-и-и, раз!.. И-и-и, раз!.. И-и-и, ещё раз!» — напевно командовал ведущий. И, подчиняясь единому ритму, мы со всей силой налегали на трос, так, что наши ладони горели, а спины взмокли от пота. Грот бился на ветру, как заарканенный зверь. Пока мы его не усмирили, он трещал и хлопал ещё битых полчаса.
Боцман натужно прокричал Виташеку:
— Послушай, Мар, бом-брамсель нужно снова закрепить! Возьми-ка с собой двоих юнг!
Виташек кивнул:
— Прин и Штабс, за мной! — и вмиг очутился на вантах.
Мы полезли вслед за ним. Наверху ветер был ещё крепче. Под его напором гудели мачты, со свистом раскачивались ванты, полоскались и хлопали по телу наши штормовки.
Мы поднялись, каждый на свой рей. Став ногами на перт, медленно перемещались вдоль рея. Судно сильно кренилось на правый борт. Мы висели прямо над водой, на высоте около тридцати метров. На фоне тёмной воды ярко светилась белая пена волн.
Парус едва удавалось усмирить. Порывы ветра следовали один за другим, расправляли его складки, и по нам хлестала мокрая парусина, стремясь сбросить с пертов. Это походило на то, как бьётся, хлопая крыльями, гусь, схваченный за шею.
Я слышу крик Штабса. Ударом паруса его всё же сбросило с перта, и он повис на рее, беспомощно болтая ногами в воздухе.
14