Rolling home, rolling home,
Rolling home across the sea,
Rolling home to di, old Hamborg,
Roling home, mien Deern, to di.
Я же говорил, что это лучшая из шанти, которые мы поём, и поют её только однажды, когда поднимают якоря, чтобы начать плавание в порт приписки, домой…
В тревоге надежд и в дыму парохода
Несколько недель спустя я вернулся в Гамбург и нанялся на «Пфальцбург».
Это было большое грузовое судно, которое с грузом в тюках следовало к западному побережью Южной Америки.
— Ты выбрал себе прекрасный «Богемский лес», — сказал мне рулевой катера, на котором я отправился на борт «Пфальцбурга».
При этом он показал на безобразный чёрный пароход, весь покрытый грузовыми стрелами.
— Работёнка на них… сорок градусов в тени… О-хо-хо, — сочувственно покачал он головой.
Мы ошвартовались. Закинув свой рюкзак за спину, я поднялся по трапу. Наверху меня встретил маленький, широкоплечий мужчина с круглым лицом и расплющенным носом. Это был боцман «Пфальцбурга».
— Тебе чего? — спросил он.
Я протянул ему свидетельство о найме. Он прочитал и поднял брови:
— Да уж, только тебя тут и не хватало!
— А почему бы и нет? — ответил я.
Он пожал плечами:
— Отправляйся в кубрик команды, — и показал рукой на бак судна.
Кубрик был пуст.
Я осмотрелся. Тесное, низкое помещение. Шесть коек посередине. Парами, одна над другой. Железные кровати с проволочными сетками, как в казарме. На переборке — жестяной шкаф, а на подволоке — две голые тусклые лампочки, которые горели постоянно, днём и ночью. На койках повсюду грязное бельё. Рундуки закрыты висячими замками.
Я вспомнил «синагогу» на «Гамбурге». Как там было уютно! Всё из древесины. Койки прикреплены к переборке. Рундуки никогда не запирались: на парусных судах краж не было.
Шаркая ногами, вошёл молодой парень. Обе руки в карманах брюк, сигарета косо в углу рта. Он остановился и с любопытством уставился на меня:
— Ты откуда к нам?
— Нанялся матросом. А ты?
— Юнга.
Я вспомнил о том, как меня приняли на «Гамбурге», когда я сам пришёл туда юнгой.
— Скажи-ка, ты здесь со всеми матросами на «ты»?
Он развязно опёрся спиной на одну из коек и посмотрел на меня оценивающе:
— Конечно, само собою.
— Ну, а я во всяком случае не хочу этого. Я полагаю, что юнга должен обращаться к матросам на «вы».
Он вынул сигарету изо рта и принял независимый вид. Затем повернулся и, мурлыча под нос, удалился. Снаружи он трижды прокричал петухом и бегом отправился на корму, гремя ботинками на деревянных подошвах.
Спустя полчаса прозвучал сигнал к обеду, и я отправился в столовую команды.
Маленькое помещение с банками, прикреплёнными к переборкам, и узким столом посередине. За ним сидели четырнадцать человек, в основном люди, по возрасту старше меня. Среди них был и судовой юнга. Все сосредоточенно хлебали суп.
Я протиснулся между двумя из них на свободное место.
Напротив меня сидел верзила в рубашке с закатанными рукавами. Когда я сел, он поднял голову и посмотрел на меня:
— А, новый герр матрос, — и, чавкая, продолжил есть.
Юнга захихикал.
Я посмотрел на верзилу. Он выглядел жестоким. Широкое лицо, обезьяноподобный лоб над маленькими, глубоко посаженными глазами, волчий оскал. На открытой части груди виднелась синяя татуировка грот-мачты парусника, а на открытой части кожи руки — любовной парочки, которая двигалась вместе с игрой его рельефных мышц. Это был Мэйлунд, бич, абсолютный властитель в носовом кубрике.
— Откуда ты прибыл? — спросил меня мой сосед, невысокий матрос с лицом, напоминающим засушенный абрикос.
— С парусника «Гамбург».
— A-а, ты, наверно, из этих, «О.А.»[16]?
Все сразу насторожились и пристально посмотрели на меня. Теперь я понял, что имел в виду боцман при встрече со мной. Кандидаты в офицеры были здесь, кажется, не очень популярны.
— Да, я «О.А.», — ответил я, не скрывая.
Они замолчали и продолжали есть. Однако время от времени я ловил на себе чей-нибудь неприязненный взгляд. В воздухе повисла напряжённость.
После обеда, когда я шёл из кают-компании, бич остановил меня за руку:
— Послушай-ка, малый, такого плавания — с «вы» и «господин матрос», у нас ещё не было. Мы здесь все одного и того же сорта, на этой посудине, понял?
И, не дожидаясь моего ответа, он вышел, гора мяса и костей…
Спустя неделю мы вышли в море. И начались будни, серые будни повседневности на грузовом судне: отбивать и соскабливать ржавчину, соскабливать и отбивать ржавчину.