На этот раз «Старик» не сказал ничего. Сложив руки за спиной, он начал быстро шагать по штурманской рубке взад и вперёд. Его сапоги громко стучали по настилу палубы.
— Я приму моё место, — выдавил он из себя.
— Тогда через два часа мы сядем на мель, — ответил я.
Он остановился:
— А если я приму ваше место, и мы сядем при этом на мель?
Я знал, что мне теперь нечего терять:
— Господин капитан, я всё же рекомендую вам сместиться на фарватер согласно моему определению, а затем лечь на курс фарватера.
Он опалил меня взглядом взбешённого бульдога:
— Хорошо! Однако если при этом мы сядем на мель, то у вас будет возможность узнать меня поближе. Тогда хлебнёте у меня горя перед морским арбитражным судом!
Он круто развернулся и выскочил из рубки. Я остался в штурманской рубке один. Снаружи туман стоял непроглядной стеной, и в нём бесследно и безответно тонули наши туманные сигналы. Я испытывал весьма щекотливое чувство: если и сейчас всё пойдёт наперекосяк, то я погиб… Потому что «Старик» был верен своему слову, и это я знал определённо.
От напряжения я покрылся потом. Спустя полчаса я доложил:
— Капитану: время поворота на курс фарватера сорок два градуса!
«Старик» спустился ко мне.
— Хорошо… Ложиться на курс сорок два градуса! — скомандовал он, не глядя на меня.
Затем он снова поднялся к себе.
Если моё место было верным, то мы должны были теперь находиться недалеко от побережья, и в ближайшее время следовало ожидать появления лоцманского катера.
Но никого не было видно. Только ночь и туман…
Тут в дверь просовывает голову вахтенный:
— Сигнальщик докладывает, что впереди слышно пять коротких звуковых сигналов!
Я поднялся на мостик к сигнальщику. Мы внимательно прислушались вдвоём. Шли секунды… И вот, наконец, спереди доносится звуковой сигнал, пока ещё очень слабый, отдалённый.
В десяти шагах от меня стоял «Старик», неподвижный, как тёмная статуя в тумане.
— Господин капитан, впереди по правому борту лоцман! — произнёс я вполголоса.
Мой голос немного дрожал, и это мгновение было самым прекрасным за всё время моего пребывания на «Сан-Франциско».
— Вы что, принимаете меня за глухого? — был его ответ. — Я слышу это уже давно.
Я вернулся в штурманскую рубку. «Старик» последовал за мной по пятам:
— Спуститесь на палубу и примите лоцмана.
И когда я уже направился выполнять его распоряжение, добавил как бы против воли:
— На этот раз вы всё сделали хорошо.
Это было высшей похвалой, которую я когда-либо от него слышал.
С тех пор он стал относиться ко мне любезнее. И когда мы на обратном пути были в ста двадцати милях от побережья, он отослал меня с мостика вниз. Последние три дня я вообще не должен был более нести никакую вахту, а лишь играть роль пассажира и при необходимости быть готовым снова заняться радиопеленгацией.
Однако при всём этом я всё ещё испытывал страх перед морским арбитражным судом. Бусслер же полагал, что слушание дела может и вовсе не состояться, так как, в конце концов, никто не погиб и не пострадал.
Когда мы прибыли в Гамбург, я бросился на почту. На моё имя вызова не было. Не получили его и «Старик» с первым офицером.
Я облегчённо вздохнул. Но вечером на борт прибыл капитан Шумахер из управления. Он исчез в капитанской каюте, и когда они вышли снова, «Старик» сказал мне мимоходом:
— Прин, слушание дела в морском арбитражном суде в Бремерхафене через три дня.
— Теперь они доберутся до нас! — добавил Бусслер.
В девять часов утра следующего дня на борт пришёл старый шкипер. Это был пожилой лысый человек с седой бородой. Мы сели вместе в пустой кают-компании, и я заказал для него грог и бутерброды с ветчиной. Он рассказал мне, что раньше он был капитаном судна вдвое больше нашего. В течение двадцати лет! А теперь, когда он состарился, его просто списали с пенсией в сто восемьдесят марок в месяц… Он спросил, можно ли ему забрать с собой оставшиеся бутерброды для жены и, получив моё согласие, с застенчивой улыбкой тщательно завернул их и сунул в сумку.
Чтобы не смущать его, я отвернулся: «Что с ним стало!? И что станет теперь с мной? Через три дня предстоит слушание дела»…
В ночь накануне суда я был на вахте. Это было хорошо, так как я всё равно не смог бы заснуть…
Мы стояли в длинном, тёмном коридоре старого административного здания в Бремерхафене: «Старик», первый офицер, я и несколько человек из команды. Сразу вслед за нами прибыли и офицеры с «Карлсруэ».
Холодное приветствие…