«Замученный петух» и господин из министерства уже давно стояли там с руководителем колонны.
Мы посматривали на руководителя колонны, но он не подавал нам знака, разрешающего уйти в укрытие. Люди начали недовольно ворчать. Я бросил свою лопату на траву и подошёл к ним.
— Скажи, как долго ты собираешься держать нас под дождём? — обратился я к руководителю колонны.
Он пожал плечами:
— Понимаешь, инспекция.
— Ну, если у тебя самого не хватает смелости, тогда тебе лучше передать право руководства другому.
— Кому? Тебе, что ли? — с вызовом спросил он.
— А почему бы и нет.
— Хорошо, я передаю тебе руководство колонной, — сказал он.
При этом он явно почувствовал облегчение. Я подождал, пока он не отошёл. Затем свистнул. По этому сигналу мои люди бросили работу и помчались к строительной будке.
«Замученный петух» набросился на меня:
— Как это называется? — фырчал он. — Почему вы разрешили людям уйти?
— Так дождь же идёт! — ответил я.
На мгновенье он поперхнулся от моей наглости. Тут вмешался толстяк из министерства:
— А куда ушёл ваш руководитель колонны?
— Наложил в штаны! — меня понесло.
Толстяк опешил. Однако через мгновение распорядился:
— Дайте команду продолжить работу.
— Не дам.
— Я приказываю вам по службе!
— Приказы я получаю от моего лагерного руководителя.
— Посмотрим! — сказал «замученный петух» угрожающе. — Кто вы вообще?
— Руководитель группы товарищества Прин.
Он вытащил книгу и сделал какие-то пометки.
— Так, — сказал он. — Вы прикажете людям продолжить работу?
— Я уже сказал: нет!
— И почему же? — снова включился в разговор толстяк.
— Я ответственен за здоровье своих людей.
— Так, — сказал «замученный петух», — с меня достаточно. Господин инспектор, пойдёмте, пожалуйста. Оставаться здесь далее не имеет смысла.
Они вышли под дождь и лугом пошли вниз к шоссе. Так и шли они рядом, маленький толстяк и худой верзила. На шоссе их уже ждал служебный автомобиль. Они сели в него и уехали.
Когда мы вернулись в замок, меня вызвали к руководителю лагеря.
Толстяк из министерства и «замученный петух» с Лампрехтом находились в его камере. Они сидели со злорадными физиономиями, как примерные мальчики, которые наябедничали на товарища, и теперь предвкушают наказание проказника.
— Товарищ Прин, расскажите, что случилось в «Хундсгрюн», — строго сказал Лампрехт.
Я коротко доложил.
— Это так, господа? — спросил их Лампрехт.
Оба согласно кивнули.
— Так как ваш прежний руководитель колонны в понедельник уходит, с этого момента я назначаю на эту должность вас, товарищ Прин, — сказал Лампрехт.
— Благодарю вас и обещаю быть верным своему долгу!
— Но… — запыхтел толстяк из министерства.
Он встал. Вслед за ним поднялся и «замученный петух».
— Вы раскаетесь в этом, господин Лампрехт, — сказал толстяк повышенным тоном.
Однако вслед за этим никаких мер не последовало…
Через месяц Лампрехт ушёл в отпуск и назначил меня исполняющим свои обязанности.
Если моё предыдущее выдвижение на должность руководителя колонны в лагере восприняли довольно спокойно, то теперь старожилы были взбешены. Я отчётливо видел это по выражениям их лиц. Особенно обойдёнными чувствовали себя «старики» со стажем пребывания в лагере около двух лет. Открыто мне никто из них ничего не говорил, потому что в лагере была установлена строгая дисциплина. Но в общении со мной преобладал раздражённый тон. Чтобы завоевать их расположение, мне нужно было проявить свою заботу о них…
По утрам я выполнял дела, связанные с бумагами, а затем весь день носился на мотоцикле от одной стройплощадки к другой и следил за порядком.
Однажды вечером мне позвонил мельник из Тальгрунда — местечка, расположенного недалеко от Хундсгрюна. Речь шла о колонне «Хундсгрюн». Кто-то из колонны украл у него ветчину.
— Когда вы обнаружили пропажу?
— Три дня назад.
Я пообещал ему строго разобраться и сделать всё от меня зависящее.
Проклятье! Если прошло уже три дня, то, скорее всего, ветчина давно съедена, и кроме кости, от неё ничего не осталось. Попытка разобраться на построении явно не привела бы к успеху.
Вечером, после того, как прозвучал сигнал «Отбой», я распорядился поднять всех снова: «Ревизия рундуков». С переносной лампой я шёл от рундука к рундуку, от нар к нарам. Под соломенным тюфяком одного юноши из Дрездена я нашёл то, что искал: ветчина! Она была целёхонькой, не было отрезано ни кусочка.