Ситуация была сложной. Я посмотрел на Хартманна. Какое решение он примет? Если мы пойдём навстречу, они могут принять это за атаку. Если отвернём, они могут принять наш манёвр за попытку к бегству. Если нырнём, то они забросают нас глубинными бомбами.
— Стоп обе машины! — приказал командир.
Мы повернули без хода, и лодка легла в дрейф, покачиваясь на волнах. Военный флаг перенесли на радиомачту, а прожектором каждые три секунды передавали: Германия… Германия… Германия…
Безрезультатно! Они продолжали сближаться полным ходом.
— Что-то душно становится, — сказал я, проводя пальцем руки за воротником.
Командир рассмеялся.
Жерла их орудий были направлены на нас. Когда расстояние сократилось до полутора миль, башни развернулись в нулевое положение. Они разошлись с нами, приветственно приспустив флаги.
Война только коснулась нас и пронеслась мимо. Наше время ещё не настало…
Первые боевые выстрелы
Осенью тысяча девятьсот тридцать восьмого года я получил свой первый экипаж.
В повседневном приказе значилось: обер-лейтенант цур зее Прин, прежняя служебная должность — вахтенный офицер флотилии подводных лодок, новая служебная должность — командир подводной лодки флотилии подводных лодок. Итак, наконец собственная лодка!
По этому приказу в начале декабря я отправился в Киль для представления командиру флотилии капитан-лейтенанту Зобе.
Он принял меня на плавбазе «Гамбург» в своей каюте:
— Ну что, вы уже были на верфи? Видели свою лодку?
— Ещё нет, господин капитан-лейтенант.
Он улыбался, но его острые серые глаза внимательно изучали меня.
— А ваших людей?
— Тоже нет, господин капитан-лейтенант.
— Тогда сначала познакомьтесь с тем и другим сразу.
Рукопожатие, скороговоркой «Очень рад, что вы прибыли к нам», взаимное немецкое приветствие, и вот я снова снаружи.
Лодка была ещё на верфи и наводила последний лоск. Узкая и элегантная, она была прекрасной.
Осматривая её, я прошёл через весь корпус, с удовольствием осознавая, что внутри мне всё знакомо до винтика.
Адъютант передал мне указание командира флотилии: на следующий день в десять утра построение моего экипажа на юте плавбазы «Гамбург».
Наступило завтра. Это был воскресный, ясный, солнечный декабрьский день.
Когда я поднимался на ют «Гамбурга», меня охватило волнение. Как перед решающей встречей. Наверху уже собрались тридцать восемь человек, с которыми мне предстояло в последующие годы разделить общую участь во всём: в добре и зле, в мире и — если это случится – войне.
При моём прибытии они построились в две шеренги: офицеры, унтер-офицеры, матросы.
Чёткая команда: «Для встречи командира — налево равняйсь! Смирно!»
Одновременный поворот головы. Подавший команду обер-лейтенант подходит ко мне: «Герр-обер-лейтенант! Экипаж построен! Обер-лейтенант-инженер Вессельс».
Рослый, широкоплечий офицер с тяжёлым подбородком и серьёзным выражением лица.
Я встал перед фронтом: «Хайль, экипаж!» — И, как из одной глотки, в ответ разом: «Хайль, герр обер-лейтенант!»
Раньше я часто думал о том, как много я скажу в своём первом обращении к своему первому экипажу. Но теперь, когда я уже стоял перед ним, я сказал только самое необходимое: «Через несколько дней мы станем новой боевой единицей Кригсмарине. Я надеюсь, что каждый из вас будет выполнять свой долг так же усердно, как намерен выполнять свой долг я. Если это осуществится, то мы будем хорошо понимать друг друга».
Затем я прошёл вдоль фронта и выслушал представление каждого члена экипажа по должности и фамилии. В основном это были одинаково молодые, свежие лица, ещё не тронутые невзгодами жизни. Но некоторые из них запомнились сразу: первый вахтенный офицер Эндрасс со стройной, жилистой, спортивного покроя фигурой; штурман Шпар, тяжеловесный и самоуверенно спокойный; машинист центрального поста, широкоскулый Густав Бём; унтер-офицер-машинист торпедного отсека Гольштайн, парень с задумчивым взглядом; Смычек, лукавый парень из Верхней Силезии; моложавый Людек...
Я поговорил с каждым из них, пытаясь понять, что они собой представляют. Однако сразу эта загадка не решалась. Ведь то, что действительно определяет человека и мужчину, проявляется лишь в работе и в опасности.
Весной мы ежедневно упражнялись в управлении лодкой — сначала в бухте, а затем в Балтийском море. Во время этих упражнений я изучил свой экипаж. Видит Бог, они не были парадными солдатами. Они были мужчинами с горячим сердцем в груди, полными жажды приключений, и с избытком темперамента, который находил себе выход при каждом удобном случае. Все они пришли служить на подводную лодку добровольно, так как надеялись, что испытают здесь больше, чем в будничной службе на линкорах.