– Кто знает? Предметы в сундуке, несомненно, свидетельствуют о том, что нечто, выходящее за пределы нашего понимания, все же имеет место. Я много читала о регрессивной гипнотерапии, параллельных измерениях, временных разрывах и тому подобном. Есть документально подтвержденные случаи, когда люди как сквозь землю проваливаются на глазах у свидетелей.
Кейли хотела рассказать Франсин о зеркале в бабушкином доме, в котором она много раз видела Дерби, но решила, что было уже достаточно откровений для одного дня. Может, она поделится с ней этим позже, а может быть, и нет.
– А что вы думаете о жизни в параллельном мире? – отважилась спросить Кейли, вспомнив о странном ощущении, мучившем ее долгие годы, об ощущении себя нереальной, подобной образу из сновидения.– Может человек жить в двух местах, в двух временных отрезках, одновременно?
Лицо Франсин выражало замешательство, хотя Кейли не сомневалась, что Франсин задумывалась над этим раньше. Она явно была любознательной женщиной, наделенной незаурядным умом.
– Это интересная концепция, – ответила Франсин.– Я полагаю, что истинные ответы на вопросы, подобные этому, можно найти скорее в субъективном восприятии действительности, нежели в общепринятых законах. Нам уже известен факт, что все то, что мы видим и слышим, вообще любые ощущения, как и сами люди, – только фрагменты, тени реальности. Вся, правда, вероятно, далеко за пределами человеческого понимания. По крайней мере, на сегодняшнем уровне нашего развития она для нас недосягаема.
Смятение овладело Кейли.
– Если я исчезну, – произнесла она, понимая, что похожа сейчас на сумасшедшую, – по крайней мере, один человек в этом мире будет знать, где я.
Франсин снова похлопала ее по руке.
– Вы очень взволнованы, и это, конечно, понятно. Послушайте, может вы пригласите к себе кого-нибудь для моральной поддержки на день-два – сестру, друга?
Кейли покачала головой. У нее не было сестры, а друзья были заняты своими собственными делами семьей, карьерой, в общем, у каждого была своя жизнь. Нельзя было требовать от них, чтобы они бросили все и примчались к ней на помощь. К тому же, размышляла Кейли, у нее не было по-настоящему близких друзей. Последние пять лет она почти все свое внимание уделяла Джулиану, и у нее не оставалось времени на общение с друзьями.
– Со мной все будет нормально, – заверила она Франсин.– Ну, мне пора. Нужно подготовить себя к изучению содержимого сундука.
Франсин встала, вырвала листок из маленького блокнота, написала на нем номер своего телефона и протянула Кейли.
– Не стесняйтесь звонить мне, если вам нужно будет с кем-нибудь поговорить, – любезно сказала она.
Кейли была чрезвычайно тронута. Это был простой жест, но она не могла вспомнить, чтобы кто-нибудь еще так бескорыстно предлагал ей помощь.
– Спасибо, – ответила Кейли.
Франсин проводила ее до машины, вероятно, чтобы убедиться, в состоянии ли она сидеть за рулем. Мисс Стефенс была слишком хорошо воспитана, чтобы прямо спросить об этом. Кейли снова пробормотала слова благодарности и уехала.
Она была полна решимости осмыслить все, пережитое ею за последнее время, с точки зрения здравого смысла. Ее утешала теория Франсин: то, что происходило с ней, вероятно, не было сверхъестественным явлением, а просто было одной из бесчисленных, еще не разгаданных тайн человеческого мозга.
Тем не менее, как только Кейли вернулась домой, она приняла пару таблеток аспирина и устремилась в бальный зал в надежде, что Дерби ждет ее в зеркале, хотя знала, что это было маловероятно.
И действительно, Дерби не было. Она видела в темном стекле только собственное отражение, отражение огромной бабушкиной люстры, старой арфы и голого мраморного пола.
Кейли приготовила себе плотный обед из макарон и салата и съела его, чтобы подкрепиться перед предстоявшим ей нелегким занятием. Она попыталась вздремнуть, но ей это не удалось. Даже из своей комнаты наверху она слышала нежные звуки арфы, когда сквозняк, гулявший по старому дому, шевелил ее струны.
В три часа пятнадцать минут двое рабочих Франсин привезли сундук. Кейли велела занести его в гостиную. По ее же просьбе они поставили скульптуру на каминную полку. Кейли дала рабочим на чай и чуть ли не вытолкала их за дверь.
Наконец она осталась наедине с сундуком, в котором хранились вещи из ее другой жизни, которую она не могла вспомнить. Кейли подняла крышку недекорированного соснового сундука, не слыша работавших в ее доме подрядчиков, которые беспрестанно стучали и пилили в разных частях дома. Сверху лежал альбом для вырезок, из которого Франсин доставала свадебную карточку.
Кейли на время отложила толстый альбом в сторону и приступила к знакомству со своим прошлым или с будущим, или просто с большим заблуждением она пока не могла понять, что это было.
Первыми ей под руку попались платье и фата, аккуратно завернутые в папиросную бумагу и марлю и перевязанные выцветшей голубой лентой. Франсин, видимо, постаралась уложить все, как было, после того как обнаружила эти вещи.
Кейли целовала шелк, от которого пахло временем и немножко лавандовыми духами. Затем она отложила платье в сторону и снова заглянула в сундук. Она нашла там тряпичную куклу с вышитой улыбкой и глазами-пуговицами и прижала ее к груди, пытаясь ухватиться за воспоминания, неуловимые как само время. «Интересно, – подумала Кейли, – у этих людей на свадебной карточке – а это действительно были они с Дерби, хотя это и казалось невозможным – были дети?» Кейли закрыла глаза, ее сердце переполнила тоска, слезы хлынули сквозь сомкнутые ресницы. Может в альбоме были и другие фотографии? Нежно прижав к себе одной рукой куклу, Кейли осторожно открыла альбом. Время обесцветило толстые пергаментные листы, от них исходил тяжелый затхлый запах, но они были бесконечно дороги ей. Кейли пролистала альбом страницу за страницей: засушенные цветы маленький букетик фиалок, театральная программка, билеты в цирк в Сан-Франциско, датированные тысяча восемьсот девяностым годом, фотография красивой, но печальной девочки, удивительно похожей на Франсин. Кейли попробовала угадать, кто это, прежде чем перевернуть карточку и убедиться, что эта девочка не ее дочь, и предположение подтвердилось. «Этта Ли Каванаг, – было написано чьей-то рукой, – 1889 год».
Она отложила эту карточку для Франсин и стала листать дальше. Несколько страниц занимали поэмы, написанные незнакомым почерком, между ними лежало что-то вроде книжных закладок и прядь светлых волос. Кейли с содроганием перевернула очередную страницу и увидела вырезки из газет три статьи о гибели Дерби Элдера. Кейли сковал страх. Она не могла прочесть их, во всяком случае, сейчас, и заложила это место пальцем, чтобы потом вернуться к нему.
На последних страницах Кейли нашла еще несколько дагерротипных снимков. На одном она увидела себя с глазами полными печали, рядом с ней стоял мальчик шести или семи лет. Беззвучно плача, Кейли перевернула карточку и прочла блеклую надпись, сделанную ее собственной рукой: «Гарретт и я, 1893, за пять месяцев до его смерти от скарлатины». Кейли бросила альбом и кинулась в ванную, ее вырвало. Вернувшись, она заставила себя снова открыть альбом. Ей еще предстояло прочесть статьи о гибели Дерби и посмотреть последние страницы. Она должна была узнать все, как бы больно ей не было.
Еще несколько снимков. Вот она опять в свадебном платье, но на этот раз не в белом, а какого-то темного цвета, ее волосы уложены в строгую прическу. Жених, Кейли понятия не имела, кто он – был красивый статный мужчина, изысканно одетый в соответствии с представлениями девятнадцатого века. У него были темные усы, длинные волосы и слегка самодовольная улыбка. На груди жениха блестел серебряный значок. У Кейли на этом снимке был покорный, но совершенно нерадостный вид. На оборотной стороне карточки она не увидела подписи. Еще снимки. На одном из них – дети: двое хорошеньких темноволосых мальчиков и девочка, белокурая, как Кейли. У всех троих торжественно-строгий вид. Они производили впечатление здоровых и умных детей, которых любили и о которых заботились. Кейли долго вглядывалась в детские лица, отчаянно пытаясь вспомнить их, на обороте карточки не было имен.